Время шло, ворона устроила себе гнездо, выстелила его пухом из перьев птички. И села на яйца, чтобы высидеть воронят. Птичка заволновалось — а как же червяки? Кто теперь будет ее кормить в обмен на маленькие, ничего не значащие мелочи?

«Мне нет дела до тебя!» — прокаркала ворона. «Все, что мне было нужно — это твои перья для мягкого гнезда! Дальше — выкручивайся сама!»

Птичка очень расстроилась — за это время она привыкла к халяве, к нажористой пище, которую продавцы с уличных лотков сами суют ей в рот, да, Дана?!

С Даной мы вздрагивании почти одновременно — всё-таки, Эд умеет увлечь рассказом, иначе он не был бы таким успешным тренером. И снова бросаем друг на друга короткие виноватые взгляды, что удивительным образом… роднит нас. Впервые за долгое время я чувствую, что невидимая стена, за которой она предпочитает прятаться и от мужа, и от меня на сеансах, даёт трещину.

А, может, это только кажется? Голос Эда снова привлекает наше внимание, и мы послушно переводим взгляды друг с друга в его сторону.

— Что ж, — особо выделяя вступление к кульминации, Эд многозначительно складывает руки в замок. — Придётся вернуться к прежней жизни, подумала птичка. Раньше я как-то жила без вороны, без ее червей, без углеводно-наркотической иглы! — он снова сверлит жену пристальными взглядом, и я понимаю, что Эдуард один из тех, кто считает сахар и углеводы наркотиком сродни героину. Вспоминаю, как много лет назад, когда только пошла такая волна, я обсуждала этот вопрос с Ромкой, собираясь исключить из рациона Микаэлы все сладкое, но он ухитрился отбить у меня это намерение парой фраз, как он всегда умел:

— Слушай, Женьк, не чуди. Какая наркота? Что ещё за новая дурь?

И пока я в красках расписывала ему принцип инсулинорезистентности, он слушал меня в пол-уха, отпуская ироничные замечания, а потом подвёл итог:

— Короче. Когда наркобароны начнут мочить друг друга за тростниковые плантации, а наркоманы — отсасывать в подворотнях за пачку сахара, тогда и поговорим. А пока не пудри себе и мне мозги. Первый способ заставить Мику обжираться сладким — это самое сладкое ей запретить. Да и ты, блин… — на его губах появляется недвусмысленная улыбка. — Что, перестанешь точить свои шоколадки в постели? Не вздумай, Женьк. Я тебя уже без этого не представляю. Посылай нахер своё ПП и не порти себе жизнь, ясно?

— … И птичка решила — ну что ж, не проблема! Она сама найдёт себе пропитание, она же раньше умела летать! — стараясь больше не отвлекаться на воспоминания, я прислушиваюсь к окончанию истории Эда. — Вот только сколько она ни махала крыльями, ни тужилась — с ветки так и не взлетела! Потому что на дармовых червяках стала жирная и неповоротливая, крылья ослабли без тренировок, а оперение раздала вороне на гнездо! Так и сидела она, пытаясь взлететь, думая, что она все такая же лёгкая и звонкая — но нет! Той птички уже давно не было, а на ветке оставался кусок жирного… — губы Эда кривятся в презрительной усмешке, — плешивого мяса, который скоро сожрали лесные коты! Вот так вот! — он победоносно отклоняется назад, обводя нас взглядом. — А все началось всего лишь с маленького пёрышка. Сущей безделицы.

Эдуард вопросительно приподнимаемо бровь, как бы уточняя — ну что? Кто из вас теперь посмеет вякнуть о том, что маленькое пирожное в отпуске — это позволительная слабость? Нет! Это первое перышко! С него все начинается!

— А хотите ещё кофе? — чувствуя, что пауза затянулась, я встаю с места, хотя этого лучше не делать во время сеанса. Но вся наша сегодняшняя встреча — какая-то странная, скомканная, идёт не по правилам. Начать с того, что я упустила инициативу в беседе, передав её Эду, который со своим нарциссизмом вряд ли согласится отойти на второй план. И, заканчивая тем, что, как сейчас, пытаюсь занять руки, чтобы придумать, что ответить на историю клиента.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мне совершенно очевидна его топорная манипуляция с бедной глупенькой птичкой и коварной хитрой вороной — вот только в этом и таится основная ловушка. Восприятие еды как врага и искушения, а не ресурса, необходимого для жизни — первый, но очень опасный шаг к саморазрушению. И какими целями оно продиктовано — желанием нравиться себе или окружающим — неважно. Умирающий от анорексии не может избавиться от мысли, что даже маленькая порция очень лёгкой еды — это жирный противный червь. И когда-то своё первое пёрышко он променял именно на это убеждение: еда — враг. А совсем не на естественное удовольствие от неё.

Вот только как сказать об этом, не вызывав новой вспышки агрессии со стороны Эда? Моя поддержка больше всего необходима сейчас Дане, которую прессинг мужа может толкнуть на скользкую дорожку экстремального похудения, от которого до пищевых расстройств — рукой подать.

— Без стевии, пожалуйста, — снова настаивает Эд, закрывая чашку Даны совсем как человек с советского антиалкогольного плаката «Нет!!!» Только я предлагаю Дане не калорийный алкоголь, а всего лишь чашку кофе без сливок и молока, приправленную самым диетическим и безобидным подсластителем. И все равно, Эд на страже, активно бдит, от чего желание врезать ему накатывает с новой силой.

— Дана, вам нравится несладкий кофе? — впервые за сегодняшний день обращаюсь к ней напрямую я.

Она, испуганно подняв глаза, молча смотрит на меня, так что приходится повторить свой вопрос.

— Что значит «нравится», Евгения Васильевна? Я же только рассказал об этом поучительную историю! Что не всегда то, что «нравится» идёт на пользу! Успехи не достигаются в зоне комфорта!

— Как раз вас, Эд, я прекрасно поняла, — хоть бы я смогла сдержаться и не превратить консультацию в агрессивное препирательство — а сейчас до этого буквально один шаг. — Теперь бы мне хотелось услышать вашу жену. Или узнать ее мнение каким-то другим способом. Её. Не ваше.

А вот это было лишнее. Но слово не воробей, так что, сложив руки в замок перед собой, совсем как Эдуард несколько минут назад, я молча жду, пока Дана подаст либо голос, либо какой-то другой знак.

Она растерянно переводить взгляд с меня на мужа, на что Эд, наклоняясь к ней, отчётливо произносит:

— Скажи ей. Скажи, раз так надо. Только хорошенько подумай сначала.

Очень хорошо. Надеяться на более-менее честный ответ в таких условиях без толку, как и проводить парную терапию — сколько я ни пыталась снизить агрессивное отношение Эда к жене, от сеанса к сеансу становится только хуже.