Отплевываясь и фыркая, вырвался к воздуху, пришел в себя. Мимо проплывала серая стена линкора, справа орут, непонятно, но однозначно свое безумное «банзай», повернулся – жутко открытые рты – не сопротивляясь, проваливающиеся за грань безумства люди, некоторые выставив к небу мечи… заливаясь водой, и лишь клекот и бульбы.

Рядом бессознательное тело в черном, всплывшее спиной – вода в легких не пускает на глубину. Сам не зная почему, Тайс перевернул этот не сопротивляющийся «поплавок» носом кверху. Оглянулся – линкор уходил дальше, медленно кренясь и умирая.

Дальше вправо… влево – лишь серо-голубая даль с торчащим клыком белого неприветливого айсберга. Паника бесилась в голове, время опять потеряло свой счет.

Его зацепили багром так неожиданно, что он чуть не обделался, хоть уже и расстарался в стальном туалете. Залазил в лодку он уже сам – японцы, взволнованно залопотав, все свое внимание переключили на второго спасенного. Стивен только сейчас сообразил, что на нем черный мундир офицера.

Лодка, куда он попал, выглядела удручающе. Видимо, готовили к плаванию ее на скорую руку, борта были в грубых латках, на корме два матроса возились с заглохшим двигателем. Вода хлюпала на дне, и ее постоянно вычерпывали всем чем можно. Как она держалась на плаву с такой прорвой набившихся в нее человек, было непонятно.

Однако Тайсу долго не дали осматриваться и рассуждать – он почти физически ощутил сконцентрировавшиеся на нем недобрые взгляды. Казалось, что японцы только сейчас заметили, кого они выудили из воды. Наступила гнетущая тишина, прерываемая возгласами матросов, возящихся с двигателем. Это напряжение длилось недолго, вдруг, стрельнув скопившимся в каком-то цилиндре бензином, затарахтел двигатель лодки. Один из японцев, видимо командир, коротко гортанно бросил команду, и американцу сунули в руки черпак, недвусмысленно указав, что делать.

«По крайней мере, пока за борт меня выталкивать не собираются», – немного успокоившись, подумал американец.

Самолеты с ревом проносились в туманной дымке над линкором, наседая форсажем на уши расчетов открытых зенитных лафетов. Моряки лишь вжимали головы в плечи, крутя надвинутыми по самые глаза касками, на слух провожая удаляющийся рев турбин, запоздало разворачивая четырехствольные Flak-системы. Бомбы сверху уже не летели, но нет-нет, а словно в тире пилоты пускали короткие очереди из своих скорострельных бортовых пушек. Несмотря на, казалось, бестолковость этих щипков по толстой броне линкора, своего психологического результата они добились.

Следующий сигнал тревоги поступил от акустиков.

Стоящий на машинном телеграфе главный штурман Вольф Нойендорф и рулевой Ганс Хансен, вторя командам капитана, пытались увести корабль, уклониться от торпед, обнаруженных с помощью гидрофонов[123].

Тщетно!

«Бисмарк» вздрагивал от взрывов… всякий раз гулко подпрыгивали сорвавшиеся броневые плиты, уложенные на деревянную тиковую подкладку… после чего грохот и шум ниспадающего султана воды доносился уже мягким постотголоском.

Где-то внизу у борта в днище лопалась стальная броня с примесью хрома и никеля, не выдерживая сокрушающих подводных ударов, тонны воды, ревя, устремлялись в пробоины, меркли и снова вспыхивали лампы освещения, пропадала телефонная связь с некоторыми боевыми постами.

Затем на боевой мостик прорывался поток экспрессивных, лаконичных или монотонных докладов. Капитан Линдеманн стоял с телефонной трубкой с застывшим выражением лица, выслушивая неутешительные новости. В боевой рубке все сохраняли спокойствие, словно были на учениях мирного времени. Никто не удивился, что линкору не удалось уклониться от атаки – немцам ли не знать о самонаводящихся торпедах, одними из первых разработавших этот вид оружия. Единственно, пугали частота и непрерывность попаданий, словно линкор обстреливали из скорострельного торпедного аппарата.

Наблюдатели даже заметили, что одна торпеда взорвалась в кильватерной струе, а другая сотрясла небольшой айсберг, проплывавший в трехстах метрах по борту.

Корабль медленно наполнялся водой. На нижних палубах, в частности в машинном отделении и котельных, еще горел свет, продолжали гудеть турбины, механики оставались на своих боевых постах.

– Пятнадцать, семнадцать узлов, не больше, – докладывал по телефону разгоряченный в парилке машинного отделения старший механик, – больше дать не могу.

– Я знаю, положение хуже некуда, – кричал мокрый с головы до пят главный инженер, – вода заливает корабль, но мы сделаем, что можем, герр капитан!

Громко сквернословили матросы дивизиона живучести, дружно напирая, ставя распорку к переборке, критически выгнувшейся под напором воды.

– Вам на это надо посмотреть, – влетевший на мостик унтер-офицер, приняв стойку смирно, щелкнул каблуком и протянул бланк радиограммы.

Прочитав текст, адмирал Лютьенс нашел глазами Линдеманна и, качнувшись к переборке от очередного толчка, довел содержимое:

– Им к нам идти еще не меньше трех часов.

Солнце едва нарисовалось на горизонте, и уверенная видимость была практически всего на пару-тройку миль. Экипаж все еще держался в рамках устава, но терпение у многих начинало лопаться. Обнаружить противника не представлялось возможным, немецкие канониры и наводчики буквально скрежетали в бессилии зубами, не имея возможности ответить, находясь в неведенье обстановки из-за оборванных линий связи.

В конце концов, слушая гулкие удары по корпусу, доклады с казематов от матросов, стоящих уже по колено в воде, командиры башен в отчаянье стали наводить орудия на любые подозрительные цели.

– Доннер веттер[124], кто дал команду? Куда они лупят? – удивился Линдеманн, когда кормовая башня исторгла из двух стволов сноп пламени и дыма.

Наблюдая, как один из снарядов высек ледяные куски во вспышке разрыва из высокого айсберга, показавшегося на грани видимости на правом крамболе, он воскликнул:

– Соедините меня с этим безумцем!

В это время еще один удар сотряс корабль, поступили срочные доклады о частичном затоплении погребов носовых башен, и тут уже окончательно нарушилась связь, оборвались электроцепи, во всех помещениях снова погас свет.

Пока восстанавливали повреждения, «Бисмарк» стал заметно зарываться носом.

– Командир! Есть связь! – радостно крикнул постоянно теребивший телефонные трубки помощник.

– Придется покинуть корабль, Линдеманн, – приказал адмирал, – командуйте!

– А вы?

– Я остаюсь! – Лютьенса всего трясло, но он, цепко вцепившись в переборку, пытался сохранить бравую выправку.