Слева находился обеденный стол на восемь персон, дверь возле него вела в крохотную кухоньку. И слева же была маленькая спальня, в которой Эдвард устроил себе кабинет. Софи сразу определила, что работал Эдвард за небольшим секретером — там в беспорядке лежали бумаги.

Эдвард взял Софи за руку и повел через гостиную. Она сделала вид, что не чувствует, как горяча его рука, а когда нога Эдварда коснулась тафты ее юбки, Софи поклялась себе, что ее это ничуть не волнует.

Они остановились на пороге большой спальни. Его спальни. Софи взглянула на огромную кровать под балдахином и вдруг ощутила, почувствовала, что в этой постели спал Эдвард — и прошлой ночью, и позапрошлой… Конечно, утром постель прибрали, но теперь край золотисто-желтого покрывала был отвернут, и из-под него виднелись более темные желтые простыни. И Софи вдруг захотелось узнать, была ли в этой постели какая-нибудь женщина… Она тут же выругала себя за подобные мысли.

Эдвард отпустил ее руку. Софи казалось, что момент чересчур интимен… Ей нелегко было занять номер Эдварда, его спальню, его кровать. Ему бы следовало понять это и не входить в спальню вместе с ней. Софи оглянулась, ища подходящее местечко для Эданы. Она чувствовала, как горят ее щеки.

Эдвард сказал:

— Я попросил, чтобы прислали детскую кроватку. Ее сейчас доставят.

Как он сумел угадать ее мысли? Софи боялась встретиться с ним взглядом. Она подошла к кровати и положила спящую девочку в самый ее центр, но сама не осмелилась присесть рядом, ведь Эдвард мог принять это за своего рода поощрение. Повернувшись к Эдварду спиной, Софи осторожно погладила шелк покрывала.

— Может быть, тебе не стоит дожидаться, пока принесут кроватку, — сказала она, стараясь не думать о тех проблемах, которые могут возникнуть из-за того, что она поселилась в отеле, на глазах у всех, вместе с дочерью… да еще в номере Эдварда. И о тех проблемах, которые уже возникли, потому что Эдвард снова вошел в ее жизнь.

Она слишком устала. Завтра она разберется в своих мыслях… и в своих чувствах.

— Хорошо. — Эдвард кивнул, явно колеблясь. Потом быстро шагнул вперед. Софи замерла, но он склонился к Эдане, а не к ней, и легко коснулся губами лобика ребенка. Потом выпрямился и в упор посмотрел на Софи. Она не смогла даже пошевельнуться.

— Спокойной ночи. — Он поклонился вежливо, официально. И, быстро развернувшись, пошел к выходу.

Софи, вцепившись в покрывало, смотрела ему вслед. Она слышала, как открылась и закрылась входная дверь, и с судорожным вздохом опустилась на кровать рядом с дочерью.

— Что же мне теперь делать? — простонала она.

Рашель, как обычно, забрала Эдану после утреннего кормления. А Софи мгновенно заснула. Давным-давно она не спала так глубоко и спокойно, как в эти несколько часов после рассвета. А теперь она медленно просыпалась. В окно спальни били солнечные лучи. На мгновение Софи смутилась: она была уверена, что, когда ложилась спать, опустила шторы.

А потом вдруг вспомнила, где находится. Она в великолепном номере отеля «Савой» — в номере Эдварда… в его роскошной постели. Софи глубже зарылась под пуховое одеяло, в шелковые простыни. Впервые за долгое время она чувствовала себя в безопасности, чувствовала себя защищенной, почти свободной от забот. Какое это огромное облегчение — проснуться без страха!..

Софи повернулась на бок. Простыни и подушки были гладкими, нежными, они ласкали ее голые руки и ноги, чуть-чуть возбуждая. Прошедшей ночью Эдвард ворвался в ее жизнь, словно рыцарь в сверкающих доспехах, примчавшийся на помощь прекрасной даме в момент наивысшей опасности. И вдруг что-то заставило напрячься живот Софи, мышцы ее бедер… Желание. Бешеное, яростное, обжигающее…

Софи снова повернулась, на этот раз на спину, и наполовину откинула одеяло. Не в первый раз она просыпалась вот так, охваченная пульсирующей волной, с фантастическими мечтами об Эдварде. Но до сих пор ей не приходилось лежать на шелковых простынях в его постели, почти голой: она так устала вчера, что у нее просто не хватило сил сменить поношенную сорочку на фланелевую ночную рубашку. Наконец Софи проснулась окончательно и удивилась, почему она не испытывает стыда из-за ощущений, мучающих ее тело, почему она никогда не стыдилась желания, однажды пробужденного в ней Эдвардом. Может быть, потому, что, когда они занимались любовью в ту единственную ночь, это была именно любовь? Это было прекрасно, прекрасно, между ними не было ничего грязного, развратного, нечистоплотного. Но это было так давно… Она гадала, сумеет ли она справиться с искушением, сумеет ли устоять перед Эдвардом…

Софи неторопливо села. Ночью она не заплела волосы в привычную косу, и теперь они тяжелой массой упали ей на плечи. Софи окончательно отбросила одеяло и спрыгнула на пол. Но, сделав два шага, остановилась.

Ей показалось, что на нее кто-то смотрит.

Сердце Софи подпрыгнуло. Она медленно повернулась — и похолодела.

В дверях стоял Эдвард и внимательно глядел на нее.

Софи не могла двинуться с места. Лишь сердце колотилось так, что его биение оглушало ее.

Голубые глаза Эдварда впились в нее, словно глаза ястреба в близкую добычу.

Софи внезапно охватила паника. Темный огонь во взгляде Эдварда не оставлял сомнений, она знала, о чем он думает.

И лишь теперь Софи поняла, как она выглядит. Ее распущенные волосы ужасно спутались, напоминая теперь птичье гнездо. На ней лишь тонкая, потертая сорочка, едва закрывающая бедра. А под сорочкой и вовсе ничего нет. Вид у нее явно безнравственный, впрочем, это соответствовало тому, что чувствовало ее тело…

Софи сказала себе, что нужно убежать, скрыться. Ведь Эдвард сейчас так походил на хищника. Но ее ноги отказались повиноваться разуму, к тому же разум Софи и сам сейчас не слишком уверенно говорил, что правильно, а что — нет…

Софи посмотрела в глаза Эдварда. И увидела в них именно то, чего боялась. Да, Эдвард смотрел сквозь сорочку, потом он взглянул на ее обнаженные ноги… потом на грудь, почти не скрытую тонкой тканью… Потом его синий голодный взор остановился на губах Софи.

Она наконец опомнилась. Сорвала с кровати желтое покрывало и завернулась в него.

— Что ты здесь делаешь? — Голос ее звучал хрипло.

— Любуюсь наилучшим из зрелищ Манхэттена. — И, не добавив к этому ничего, Эдвард резко повернулся и вышел из спальни.

Содрогаясь от горячего, неодолимого желания, Софи проводила его взглядом, охваченная противоречивыми чувствами — одновременно и разочарованием, и облегчением. И бешеной злобой. Злобой на Эдварда, на себя, но больше всего — на жизнь.

Сбросив покрывало, Софи побежала в ванную комнату. Там на вешалке за дверью висел халат, и Софи натянула его на себя. Слишком поздно она поняла, что халат мужской — халат Эдварда. Его запах Софи ни с чем бы не спутала. Стиснув зубы, чувствуя, как шелк касается ее почти совсем голого тела, она быстро вышла из спальни. Но в гостиной резко остановилась. Эдвард стоял у окна, спиной к ней, и смотрел на Центральный парк. А позади Эдварда, на овальном столе, был накрыт завтрак, достойный короля, нет, четырех королей. Дразнящие, аппетитные запахи поднимались от накрытых тарелок; можно было не сомневаться, что под крышками прячутся бекон, яйца, колбаса и бифштексы. На закусочных тарелках были разложены копченый лосось и сиг, ломтики окорока и сыров, множество фруктов, тут же стояли корзинки с печеньем и пирожными. Кушанья занимали каждый квадратный дюйм стола, оставляя место лишь для двух тарелок китайского фарфора и серебряных приборов. А где же Эдана и Рашель?