– Не распаляйся, – спокойно заметил Президент.

– Я и не распаляюсь. Но кто-то же должен называть вещи своими именами! Отступать, простите, я повторяю то, что говорил у вас в кабинете, дальше – некуда. Через четыре месяца надо объявлять референдум.

Дачный лес многозначительно зашумел под порывами невесть откуда взявшегося ветра.

Смирнов ждал реакции.

Директор ФСБ догадывался, что Смирнов не остановится ни перед чем, если вдруг появится угроза уйти вместе со всей командой в политическое небытие. Тот уже не раз говорил, что воспользуется единственно серьезным жупелом для главы государства. Речь шла об оригинале сверхсекретной директивы Президента о принудительном вытеснении чеченцев в малопригодные для жизни горные районы республики. Президент якобы собственноручно поставил под ней свою подпись вместо более привычного в таких случаях факсимиле.

Для Президента это означало бы крах. Независимо ни от каких меморандумов. И приятели это отчетливо понимали. Правда, сам Президент в этот момент даже не подозревал, что такой документ имеется. Потому что тогда его, еще неопытного политика, просто умело развели, подложив несколько заурядных документов на подпись. Среди бумаг оказался явно «случайно» подсунутый тот самый сверхсекретный документ. Фактически – политический приговор.

Сам Президент думал в эти минуты о другом своем грехе, непосредственно связанном с меморандумом. Что, собственно, для него этот меморандум? Условие, при котором его как игрушку вытащили за ворот из серой массы российских чиновников и назначили преемником? Для сколько-нибудь вдумчивого гражданина сам факт некоего политического соглашения между ним и прежней администрацией очевиден, как дважды два. Меморандум в том виде, в котором был подписан, по совершенно искреннему и глубокому убеждению преемника, гарантировал обществу спокойствие и торжество демократии. Опроси сегодня людей на улицах – так полстраны и весь цивилизованный мир одобрили бы его.

Это некоторые чиновники, окружившие его, как рыбы-прилипалы, почему-то решили, что обнародование меморандума – гибель. Вот для них самих, возможно, и гибель. Даже очень возможно. Президент уже давно кипел справедливым гневом на своих чиновников, фактически в тайне от него принявших решение по зачистке всего и вся, что связано с меморандумом. «Себя спасали», – констатировал он. Жаль, что друзья тоже оказались среди них. Двое стояли рядом и жадно смотрели Президенту в рот, будто хотели утолить жажду кровью.

Президента передернуло. Но он мгновенно взял себя в руки. Вольно или невольно его собеседники затронули тему, от которой преемник мысленно бежал все минувшие годы своего президентства. Во всей этой истории с меморандумом, как в самой заурядной бытовой пароварке, имелось двойное дно. Хотел того Президент или нет, мысли вновь перенесли его в прошлое. Правда, не столь далеко от Ново-Огарева – всего лишь в Барвиху, куда Уралов пригласил его под самый Новый год, сразу после подписания меморандума.

– Нужно оформить еще кое-что. Требуют, па-нима-ешь…

Уралов кивнул в сторону дверей. Из чего преемник сделал вывод, что приглашен не он один.

– Пойдем, обсудим. – Уралов обнял преемника за плечи и бережно повел в соседнюю комнату.

Возможно, впервые выдвиженец в полной мере ощутил тяжесть президентских объятий.

В соседней комнате, а это была каминная, собравшихся было немного. Дочь Президента Татьяна, бывший и нынешний главы Администрации Президента олигархи Духон и Эленский. А также начальник всей энергетики страны Огнев.

– Ну, кто у нас объяснит задачу? – Уралов с интересом оглядел присутствующих. – Или, может, сначала закусим, пообедаем?

– Нет уж, Борис Николаевич, знаю я ваши обеды. – Таня быстро остудила пыл отца. – Сначала дело.

Присутствующие понимающе весело переглянулись.

– Ладно, – нехотя согласился Президент. – Ну, так кто же возьмет на себя бразды правления в нашей честной компании?

– Может, господин Огнев? – полувопросительно предложил Эленский.

– Я не возражаю, – сразу же согласился Огнев.

Он вытащил из портфеля пять экземпляров подписанного несколько дней назад меморандума, которые кодировщик еще не успел упрятать в предназначенные каждому гаранту персональные сейфы-контейнеры, и разложил на столе.

– У кого лучший почерк? Нужно написать некоторый текст. – Огнев достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо листок бумаги.

«Наверное, домашняя заготовка», – предположил преемник. И угадал.

– Так у кого? – переспросил Огнев. – Кто готов послужить Отечеству?

– У пишущей машинки, безусловно, почерк лучше, я полагаю, чем у любого из нас, – в своем духе сострил Александр Духон. – Только вот беда, спросить у нее нельзя, готова ли она служить Отечеству?

– Пусть каждый самостоятельно перепишет текст, – предложил Дорошин. – Так, считаю, будет правильнее.

Его поддержали все, кроме будущего Президента.

– Похоже, я единственный, кто не знает, что нам предстоит написать, – сказал он.

– Действительно. Это непорядок, – громко сказал Уралов.

– Сейчас исправим. Видите ли… – Огнев повернулся к преемнику: – Борис Николаевич сделал свой выбор в вашу пользу и этим решением взял ответственность за последующие годы в стране. Что, собственно, и закреплено на этой странице меморандума. – Огнев поднял вверх руку со знакомым всем присутствующим листом бумаги, заполненным с одной стороны убористым печатным текстом. – А вот на обороте мы сейчас закрепим условия передачи власти через восемь лет и назовем будущего кандидата. Собственно, вашего преемника.

– Как в театре. Но красиво задумано, ничего не скажешь, – незаметно для присутствующих усмехнулся в свои пшеничные усы Духон.

Будущий Президент, похоже, тоже не поняв, о ком идет речь, как всегда, не выдал своих внутренних эмоций, а вслух сказал:

– Неплохая идея. И спасибо, что тем самым избавляете меня от терзаний через восемь лет поисков человека, способного потянуть эту лямку.

– Приятно слышать, – пробасил Уралов, но его перебил Огнев:

– Знать об этом будут лишь присутствующие в этом помещении. Надеюсь, мы еще восемь лет проживем.

Все довольно загудели.

– А теперь за работу. Я буду писать на своем экземпляре и одновременно диктовать другим.

Один экземпляр Огнев положил перед собой. Другой передал преемнику. Еще один протянул Уралову, четвертый – Тане, пятый – через нее же, Духону.

– А мой где? Что-то непонятно, – растерялся Эленский. – Это что, принципиальная позиция?

Он гневно взглянул сначала на Таню, потом на ее отца и наконец буквально спалил взглядом невозмутимого Огнева.

– Возьмите мой, наверное, произошла техническая ошибка. – Духон протянул через стол свой экземпляр. – Кто-то у нас просто считать не умеет. Цифры маленькие, к тому же – не деньги. А все мы, кроме денег, ничего считать не умеем. Да и деньги тоже.