* * *

Прохладные капельки воды потекли на его губы, и жесточайшая жажда заставила Антона открыть глаза. Несколько секунд он смотрел перед собой непонимающим взглядом и глотал текущие капли, потом способность соображать вернулась к нему, и Овечкин увидел над своим лицом расплывчатую ручищу, сжимающую мокрую тряпицу. Водяные капли падали оттуда. Порфирьев убедился, что он пришел в себя и исчез.

– Он очнулся, – Антон услышал знакомый рык. – Жара нет. Ты оказалась права, переливание сработало.

– Правда… – голос Снегирёвой звучал устало. – Нужно взять у него кровь на анализ.

– Лежи! – строго одернул ее Варяг. – Я сам возьму! Куда ее потом деть?

– Туда… в микроскоп… – Овечкин повернул голову и увидел Снегирёву, лежащую на том же месте. Ее лицо было бледным, но никаких признаков заражения уже не несло. Блондинка слабым жестом указывала Порфирьеву на медицинскую технику: – Надо понять, что именно сработало… Ты точно не помнишь, что ты мне вкалывал?

– Я точно помню, – устало вздохнул Варяг. – Я вкалывал тебе все. После того как ты потеряла сознание и начала захлебываться кровью, я вколол тебе все, что было у тебя в центрифуге. Все шесть ампул. Подряд. Через пять минут ты успокоилась, минут через сорок пропал жар, еще через час ты очнулась. Все. Повторить в третий раз?

– Не надо, я поняла, – Снегирёва слабо улыбнулась. – Мне было очень плохо, перед глазами все плыло… не помню, что я делала… У меня закончились какие-то реактивы… не могу вспомнить, какие именно… Три или четыре препарата из центрифуги больше не из чего воспроизводить. Я надеялась, что ты запомнил пометки на ампулах.

– Не было на них никаких пометок, – Порфирьев покачал головой. – Только штрихи маркером, все одного цвета. Некогда было разбираться, чем они отличаются и отличаются ли вообще. Если тебе это поможет, то слева от центрифуги лежали несколько разрезанных капсул антирада.

– Это ничего не даст, – она утомленно закрыла глаза. – Я все препараты делала на основе антирада. Это показалось мне единственным выходом. Потому что бактерия не убила сразу только тех, кто принимал антирад либо много, либо относительно недавно. Все остальные умерли в первые же часы. Принимавшие антирад умирают дольше. Все очень сильно зависит от индивидуальных особенностей организма и мутаций, вызванных антирадом… от совокупности обоих этих факторов. Бактерия не смогла убить их сразу, но она продолжает мутировать в их крови. Без противоядия все неизбежно погибнут, кто-то раньше, кто-то позже… Но у тебя бактерии нет, я даже пыталась подсадить ее в образцы твоей крови, она там погибает. На этом и были основаны препараты. Но все они разные… – ее голос стал совсем сонным, – как определить, какой из них сработал…

– Спи, – Варяг коснулся губами ее вымазанной в крови щеки. – Потом определишь.

Снегирёва затихла, капитан поискал глазами оборудование для забора крови, взял его в руки и направился к Овечкину. Пока Порфирьев брал у него кровь на анализ, Антон почувствовал ужасную усталость и провалился в сон.

Сон был легким, вязким и тягучим, словно замедленное кино, в котором Антон босиком бежал по черному радиоактивному снегу, не проваливаясь и подпрыгивая, словно астронавт на лунной поверхности. В руке у него был пенал с антирадом, и на каждый прыжок он доставал из него по капсуле, которую тут же съедал. В этот момент бушующий вокруг ураган превращался в легкий ветерок, и Антон без усилий пронзал его своим телом. Но из-за мерзкой химической горечи во рту очень хотелось пить, с каждой съеденной капсулой жажда нарастала в геометрической прогрессии. В конце концов Овечкин не выдержал и проснулся.

Вокруг было тихо и темно, и он не сразу понял, что основное освещение сменилось аварийным. В тусклом свете расплывчатая фигура Варяга была почти не видна, из-за чего в первую секунду Овечкину показалось, что окровавленная подушка сама выползла из-под головы Снегирёвой и отлетела в сторону. Приглядевшись, Антон увидел, как капитан закутывает блондинку в чистое одеяло. Крови на ее лице уже не было, видимо, Порфирьев ее отмыл, и при мысли о воде Антону вновь безумно захотелось пить.

– Олег, дайте воды! – жалобно попросил он.

– Нет больше воды, – расплывчатый силуэт капитана принялся укутывать Снегирёву. Похоже, она была обнажена по пояс, неподалеку на окровавленном медицинском халате валялась ее пропитанная кровью одежда. – Основное питание вырубилось, водоснабжение тоже. Похоже, водные скважины опять раздавило.

– Должен же быть аварийный запас! – возразил Овечкин. – Его хватит на несколько дней! Почему систему не перевели на аварийное?!

– Не знаю, – прорычал Порфирьев. – Я здесь, а система на третьем уровне. Может, потому, что единственный живой Инженер сейчас тоже здесь. Сходи вниз и включи.

– Я? – ужаснулся Антон. – Я не могу, я смертельно болен…

– Ты здоров, – перебил его Варяг. – Она нашла противоядие. Оно работает.

– К сожалению, препаратов было несколько, и непонятно, какой именно оказался действенным, – слабо произнесла Снегирёва, устало прижимаясь щекой к ладони Порфирьева. – Не исключено, что сработала комбинация препаратов. Я плохо помню, что я делала в тот момент. Боли были очень сильные, сознание плыло, я ничего не фиксировала. Пришлось сделать тебе переливание.

– Переливание? – переспросил Овечкин, прислушиваясь к своему организму. За исключением слабости и сильной жажды никаких негативных ощущений не было.

– Восстанавливать рецептуру проблематично, – объяснила блондинка. – Для половины препаратов больше не осталось реагентов, остальные не сделать без воды. Времени не было, и я решила попробовать перелить тебе свою кровь в качестве антидота. Группа крови у нас не совпадает, но другого выхода не было… мы взяли у меня четыреста миллилитров, перевели их в плазму и влили тебе. Я думала, не поможет, потому что плазма не кровь… Но это сработало, не понимаю как. Теперь вопросов еще больше…

– Вода нужна, – подытожил Порфирьев. – Ступай на третий уровень и разберись. Твоя одежда рядом. Спускайся по лестнице, лифты не работают. Я отнесу ее в номер и присоединюсь. – Он посмотрел на Снегирёву и улыбнулся жуткой безволосой улыбкой: – Поспишь, пока воду включать будем. А то и в тебе крови совсем не останется.

Он подоткнул под Снегирёву одеяло, поднял на руки, словно ребенка, и покинул лабораторию. Оставшись один, Овечкин принялся одеваться. Его одежда действительно оказалась рядом, видимо, Варяг подобрал ее в операционной, и вскоре Антон вышел из медотсека. Зрелище заваленного трупами центрального коридора мгновенно привело его в ужас, он инстинктивно отшатнулся, но взял себя в руки. Ему уже приходилось идти по трупам, там, на первом уровне, умирая от заражения. Сейчас он здоров и оснований для паники нет. Нужно лишь абстрагироваться от того, что это трупы, и сосредоточиться на собственном выживании. Им уже ничем не поможешь, разумнее побеспокоиться о себе, а его мучает жажда. Настолько сильно, что даже вид сотен окровавленных трупов не вызывает рвотных спазмов. Овечкин заставил себя не воспринимать трупы как трупы и пошел в сторону аварийной лестницы, спотыкаясь о мертвые тела.