века был магазин оружия, были и гараж на 3 автомобиля, и лифт, и замечательная винтовая лестница. Верхние этажи сдавались внаём, как доходные квартиры. На четвертом жили сами хозяева фирмы.

Магазин пользовался большой популярностью у московских ценителей благородных напитков. Особо полюбился москвичам портвейн «Депре № 113», который, как считалось, не знал себе равных.

Многие писатели восхваляли магазин Депре в своих произведениях. Так, Антон Павлович Чехов упомянул в «Драме на охоте» ликёр «Бенедиктин». Писатель Николай Гоголь имел в магазине Депре открытый кредит, о чем есть упоминание его современника и участника застолий: «На именинах (Гоголя)… вина на 40–50 человек заказывали у виноторговца Депре, где со счётом к Гоголю не приставали: были деньги – платил сразу, нет – ждали». Поклонником Депре был Александр Герцен.

И если Герцен и Гоголь пользовались услугами магазина Депре, то Л. Н. Толстой предпочитал его конкурента. Во всяком случае, Стива Облонский в «Анне Карениной» «к ужасу своему, увидел, что портвейн и херес взяты от Депре, а не от Леве…» и дал срочное распоряжение «как можно скорее послать кучера к Леве».

Иностранные вина «Товарищества К. Ф. Депре» пользовались таким успехом, что не обошлось без завистливых фальсификаторов и нечестных на руку конкурентов, которые стали выпускать свою продукцию, прикрываясь известным брендом. О таком случае, связанном с конкурентами Депре, рассказал В.А. Гиляровский.

Два бывших приказчика знаменитого производителя водки П. А. Смирнова, открывшие свой винный погреб в Златоустинском переулке, собирались разбогатеть на продаже своей продукции. Но дело у них не пошло, и они стали задумываться о закрытии своего убыточного заведения, но, на их счастье, к ним пришел некий мещанин Цезарь Депре с предложением о сотрудничестве.

В скором времени на прилавках небольших винных лавок и маленьких магазинчиков появились вина от Депре по цене в два раза ниже, чем в солидных магазинах. Качество конечно дрянь, но цена! Внешне бутылки и этикетки почти не отличались от оригинальных, вот только вместо «производитель К. Депре» на этикетке стояло Ц. Депре, да еще вместо орла была изображена ворона.

Бывалые купцы, изучившие в трактирах марки модных вин, иногда хитрили и заказывали на большие шумные праздники, свадьбы или поминки «Депре пополам». На главный стол ставили вина с «орлом», а на задние столы, где сидел народ попроще, шли вина «с вороной». И оба от Депре!

Это продолжалось довольно долго, но закончилось судебным процессом. Что поразительно: иск Депре не был удовлетворен! Однако время все расставило по своим местам. Потомки капитана наполеоновской армии продолжили дело отца и к началу 20-го века «Товарищество К. Ф. Депре» было одним из самых процветающих в России. Были открыты филиалы в Санкт Петербурге, Киеве, Нижнем Новгороде и других городах, компания владела домами, ресторанами и огромными винными складами. И даже в связи с началом Первой мировой войны, когда продажа алкоголя была запрещена, у фирмы Депре было специальное разрешение на торговлю. В сложный 1915 год чистая прибыль фирмы составила 960 тысяч рублей.

В 1899–1902 годах архитектор Роман Клейн строит для «Товарищества К. Ф. Депре» большой доходный дом с фирменным магазином и большими подвалами на Петровском бульваре. А прямо за ним, в 3-м Знаменском (ныне 3-м Колобовском) переулке – винные склады, в которых в советские годы находился завод «Самтрест» по розливу кавказских вин и коньяков. Вопрос в выборе зодчего перед заказчиками не стоял – незадолго до этого Клейн возвёл для фирмы Депре прекрасный дом на Петровке.

По словам очевидцев, на перекрёстке 1-го и 3-го Колобовских переулков в советские времена разносились божественные запахи. Вино на завод «Самтрест» привозили в цистернах, на многих из которых, чтобы не возбуждать нездорового ажиотажа среди граждан, красовались надписи «Молоко». Порой при перекачке вино проливалось, и на асфальте образовывались ароматные лужицы, притягивавшие сюда немало жаждущих. Здесь всегда можно было приобрести с рук вожделенные напитки: водители довольно активно приторговывали содержимым вверенных им цистерн. Сегодня от былых ароматов не осталось и следа, а вот аферисты и мошенники остались.

Аферы игуменьи Митрофании

Одним из самых громких судебных процессов 19 века был суд над игуменьей Митрофанией, обвиненной в подлогах и мошенничестве, а также в присвоении и растрате чужого имущества. Игуменья Митрофания, известная в миру как баронесса Прасковья Григорьевна Розен, родилась в очень знатной семье, и уже в 18 лет стала фрейлиной императрицы. С детских лет девочка бывала при императорском дворе, зимой гарцевала в московском Манеже, молодой художник Иван Айвазовский учил ее живописи, а император Николай I неоднократно навещал их семью после смерти отца. И вдруг, в 24 года баронесса, бросив роскошную светскую жизнь, поступила послушницей в один из московских монастырей. Вскоре бывшая баронесса приняла постриг и стала настоятельницей серпуховского Владычного монастыря.

Все свое богатое наследство игуменья Митрофания потратила на благоустройство своей обители и богоугодные дела. Но помочь всем страждущим было невозможно, так как денег катастрофически не хватало. И тогда игуменью осенило, что ради богоугодного дела и помощи ближнему, и обмануть не грех. Эта умная и решительная женщина придумывала и реализовывала аферы на сотни тысяч рублей.

Игуменья Митрофания (баронесса Прасковья Розен)

Самым громким делом игуменьи Митрофании стало дело богатейшего мануфактур-советника Михаила Герасимовича Солодовникова, который в юные годы попал в сети изуверской секты скопцов или «белых голубей», как они сами себя называли, и был изуродован ими «ради безгреховной жизни и спасения души». Повзрослев, Михаил Герасимович во что бы то ни стало хотел скрыть от мира свой позор и уклониться от строжайшего предписания властей непременно зарегистрировать себя приверженцем «скопческой ереси». В противном случае таким людям грозило суровое судебное преследование.

До поры до времени богатейший московский фабрикант ограждал себя от «преследования по закону» крупными взятками и щедрой благотворительностью. Но в конце концов и над ним нависла угроза суда и тюрьмы. Солодовников немедленно бросился за помощью к бывшей баронессе, клятвенно обещая ей пожертвовать сотни тысяч на ее общины и слезно умоляя довести об этом его намерении до сведения императора.

Митрофания пообещала Солодовникову свое высокое покровительство, уверяя, что ее знатное происхождение и высокие связи при дворе помогут добиться им успеха. Она стала писать от его имени векселя, используя чистые бланки, которые привозил беспредельно доверявший ей старик. Однако, все обещания игуменьи оказались обманом. Солодовников был арестован и посажен в Пречистенский полицейский дом, где и скончался десять месяцев спустя, почти сразу после вынесения приговора по его делу – ссылка на поселение в Сибирь. После его смерти эта