Но Татьяна сдала его, впрочем, как и я. Не скажу, что в этот раз мне повезло – билет, который мне достался на зачете, я знала – читала и учила его буквально вчера. Преподавательница окинула меня заинтересованным взглядом и, уже расписываясь в зачетке после моего довольно-таки приличного ответа, спросила:

– Екатерина, а вы… будете поступать в аспирантуру после окончания университета?

– Нет, – ответила ей я. – Я никогда не хотела в аспирантуру.

– А жаль, жаль, – мило улыбнулась женщина, – у вас есть все данные. Я уверена, вы туда обязательно поступите. И если вы надумаете поступать – я готова взять вас к себе. Мои студенты никогда не защищают кандидатские меньше чем на «хорошо»! Подумайте об этом.

– Подумаю, Галина Семеновна, – растеряно отвечала я. Хорошо еще, никто не слышал наш разговор – профессор принимала нас всех по одному на кафедре.

Когда я уже выходила за дверь, еще одна препод, сидевшая за своим столом и писавшая что-то, подняла голову и спросила тихо у Галины Семеновны, думая, что я не слышу:

– Это та самая девочка? Надо бы не забыть ее фамилию – мне в следующем году, скорее всего, придется вести у их курс…

– Ра-до-ва, – по слогам проговорила профессор. – Екатерина. Кстати, несмотря на протекцию, толковая девочка… Она мне так билет рассказала хорошо…

Я вышла из кафедры с круглыми глазами. Что значит «та самая»? Я особенная? Какая протекция?

– Сдала? – подлетели ко мне одногруппники, за неимением лавочек сидевшие прямо на полу вдоль коридора.

Я кивнула.

– Между прочим, выучила.

– Молодца, УК, – улыбнулась мне Нинка, которая сдала этот зачет самой первой. – Поздравляю, теперь перед нами только экзамены и каникулы!

– Ага, – только и кивнула я ей, а затем была за руку потащена подругой в очередное кафе.

Экзаменов, за исключением курсовой работы, было всего три. Первый же из них принес мне кучу ощущений – даже не знаю, отрицательных или положительных, скорее удивительно-эмоциональных.

Преподаватель, который вел предмет «Международное право», отличался довольно-таки противным нравом. Чего еще можно ждать от человека, который является лучшим другом Натана Денисовича и разводит дома экзотических тараканов?

Василий Петрович с крайне обворожительной и говорящей фамилией Злоба относился к такой категории преподавателей, которые знали и умели очень многое, но преподавать ненавидели, да и плохо у них это дело выходило. Рыжий, лохматый, невысокий и вертлявый, он маленькой и крайне шустрой молнией метался туда-сюда по аудитории и торопливо и скучно рассказывал очередную лекцию. С коллегами он находился в научной конфронтации, постоянно критиковал политическую власть и обожал устраивать короткие, но кровавые расправы над студентами. К тому же он, отличаясь буйным нравом, манией величия и обостренным чувством справедливости, никогда не брал взяток, не разрешал списывать и не давал никаких послаблений – даже беременным студенткам. Говорят, однажды у него на каком-то экзамене едва не родила какая-то несчастная девушка, которую он терроризировал вопросами почти три часа, не веря, что девятый месяц вынашивания ребенка может как-то отразиться на успеваемости студентки.

Хорошо, что у нас этот дядечка преподавал только полгода, но и за это время он успел потрепать нам нервы своими идиотскими шуточками, скучными лекциями и обещаниями «серьезно прошерстить студента на предмет усвоения моих бесценных лекций». На субботней консультации, кстати, он нам заявил еще вот что:

– Дорогие мои гремлины. Пардон – студиозусы, – нехотя поправился препод. – Нам предстоит с вами сдача одного из важнейших предметов курса. Я знаю, что мои требования высоки, я знаю, что мой предмет может показаться сложным. Но если вы желаете стать настоящими юристами, – поднял вверх указательный палец рыжеволосый мужчина, – вы обязаны пройти через мой экзамен. Правила оного. Кто будет списывать – два, кто будет разговаривать – два. Кто будет умничать, – при этом Злоба захихикал, – два! Вы все должны выучить, дорогие мои и любимые. Я буду ждать вас с нетерпением в понедельник!

Увы, вся группа понедельника ждала, как казни. Не то чтобы предмет был тяжелым – тяжелым был сам преподаватель.

На экзамен он решительно запустил первых шесть человек. Нинка оказалась в числе первой шестерки и с уверенным лицом человека, знающего все на свете, нахально уселась на первой парте. К моему огромному удивлению, в этой же шестерке оказался и Антон, как-то незаметно для меня пришедший на экзамен.

Последнее, что слышали мы, оставшиеся за дверью, было:

– Что мне нравится в Журавле – а странная у вас фамилия, девушка, глупая, птичья, – так это ее невообразимое нахальство, приправленное очарованием истинной блондинки. Не боитесь, что я вас на первой парте укушу?

– Совсем с ума сошел Злоба, – покачал кто-то из парней головой, когда дверь закрылась. Ниночку почитали за Ангелочеловека – я уже много раз это говорила.

– Повторять надо, а то «потопит» нас всех с экзаменом, – добавил его друг.

Я, как всегда, не успевшая выучить всех билетов – с большим трудом могла воспроизвести лишь треть из них, прислонилась к стене. Я жутко волновалась. Во-первых, за Ниночку, которую, кажется, Злоба невзлюбил, во-вторых, за себя, а в-третьих, за Антона. Он пропадал где-то неделю, и, наверное, ничего не учил, а теперь пошел сдавать одним из первых. Он в порядке?

Через два часа из аудитории, вокруг которой мы всей группой вновь сидели на полу, вылетела Алена. Кажется, у нее были красные глаза. Алена – отличница и учится не хуже Нинки, за что та, кстати, ее терпеть не может и обзывает Лысой – за не слишком густые волосы.

– Ален, ты что, плакала? – обступили ее со всех сторон девушки, сочувственно гладя по спине.

– Он… он ужасный! – воскликнула она и убежала прочь.

Как потом рассказала Нинка, вышедшая из аудитории следующей, Алена пала первой жертвой Злобы, и он, поиздевавшись, хотел поставить ей два, но потом передумал и влепил «тройку» в «отличную» зачетку, перечеркнув, тем самым, мечты о красном дипломе. Сама Журавль получила «хорошо» – на «отлично» наш международник смог вытянуть только сам себя. Или своего клона.

Это был первый раз, когда подружка получала такую отметку, и я уже по ее потемневшим темно-синим глазам видела, как она зла. С кротким видом рассказав одногруппникам о том, как ужасно принимал экзамен Василий Петрович (желающих узнать «ну как там на экзамене?» было очень много), девушка потянула меня в женский туалет. Хорошо, что он был пуст, потому как там Ниночка такое загнула про препода, что если бы ее услышали профессора из какой-нибудь Академии Нецензурных выражений, например, с факультета Грязных Непристойностей, ее бы сразу взяли в преподавательский состав.

– Проклятый, наглый, мерзкий, уродливый моральный бич с вывернутыми наизнанку тупыми мозгами, насквозь проеденными крысами-зомби, – завершила гневную тираду она и с размаху долбанула кулаком по подоконнику, а ногой пнула мусорное ведро – мусор из него живописной волной разлетелся по всему полу. – Чтобы его опарыши сожрали.