Прикинули, что делать дальше.

Получалось, что надо копать, и никак от этого занятия не открутиться. Все тайники-закладки еще были полными. Пустой – на всякий случай – Виктор сделать в то, спокойное время не догадался.

Прикинули объем солонины. Прикинули, как ее размещать, чтоб переворачивать было можно. Прикинули, сколько надо будет привезти льда.

Немного ужаснулись объему работы…

И пошли копать: Виктор – ледник, а Ирка – яму под недогоревшую требуху лося.

Водила «хивуса» действительно знает номер телефона сварщика. Побурчав насчет расходов, звонит, но безуспешно. Занято, и все тут. На всякий случай записываю этот номер. Заодно обмениваемся номерами с водителем. Смотрим, не осталось ли на «галоше» чего-либо, что понадобится нам здесь. Но все наше добро на второй «галоше», той, которая сейчас стоит поодаль и винтовкой Ильяса контролирует весь склон парка.

Спрашиваю, когда собирается связываться с Кронштадтом? Водила обижается всерьез – он уже предупредил о наличии раненых, уточнил, какая нозология будет им доставлена. Не ребенок, дело свое знает.

Машины они уже осмотрели, собрав все, что подвернулось, и сейчас тараканят трофеи на свои «галоши». Невелики трофеи, честно говоря. Слили бензин, сняли аккумуляторы, разжились домкратом и парой огнетушителей. Какая-то одежка, одеяла… Замечаю, что лежащих на полу «хивуса» раненых заботливо укутали потеплее.

Интерес представляют разве что стволы и боеприпасы.

Стволов с десяток, три ПМ, два охотничьих ружья – помповушка и автомат, пара АКСУ да два «кедра». Патронов разного калибра ко всему этому – несколько магазинов, пачек и вроссыпь.

Предложение поделиться не вызывает восторга, но тем не менее готовы к этому.

Вопрос один, как делить.

С моей колокольни – не шибкое сокровище все найденное.

Звоню Николаичу.

Думает несколько секунд:

– МЧС и так ящик с Судаевыми получило. По уму, они даже не стреляли. Там к АКСУ сколько патронов?

– Э-э-э… Три рожка и еще десяток врассыпную.

– Тогда им АКСУ отдайте и помповуху. И то жирно будет.

– Обе АКСУ?

– Обе.

– Принято. Обе АКСУ и помповушку.

Подходит братец. Жует чего-то. В руке полупустой полиэтиленовый пакет.

– Мы еще там немного харчей нашли. Делить тоже?

– Да ладно, вам нужнее. Только не нажирайтесь сразу-то.

– На всех поделить – совсем смешно. Тут и одному-то мало будет.

– Ну двигайте. За агонизирующим приглядывай.

– Само собой. Там, говоришь, операционную готовят?

– Ну да. Так что еще и тебя припашут.

– Разве что как сильно нерасторопного ассистента.

– Ты ж хирургией увлекался.

– На четвертом курсе. Так что шить отвык вовсе.

– Ну живы будем, сегодня на семинаре встретимся. К слову, помыться не забудь. Там у них даже ванна есть.

– Пахну?

– Не то слово.

– Это из-за того, что в морге сидели.

– Ага. А так от тебя розами и амброзией пахнет обычно. Пока не уехал: может, нужно что?

– Нужно. Патроны к ПМ у тебя найдутся?

– Вот последняя пачка.

– Последнюю-то вроде не отдают?

– У меня еще две обоймы.

– А насчет медикаментов?

– У эмчеэсовцев возьмешь, если что.

– Ну все, до вечера! Голову береги!

– И тебя туда же!..

Надежда вышла из салона «хивуса».

– Думаю, что транспортировку перенесут. Вы проверили, ничего не осталось в салоне нашего?

– Проверил. Вот братец остался вне салона.

– Уже все, ухожу.

Вместе с братцем уходят и оба водилы, до этого осматривавшие винт глиссера. Машем прощально руками, и набитый людьми агрегат усвистывает по льду в Кронштадт.

Стараюсь поаккуратнее уложить оружие, потом вяжу корявоватый узел (такие обычно таскают беженцы и погорельцы, только вот хорош он для подушек, а не для оружия) и укладываю его сзади в УАЗ. Торчащий ствол автомата-дробовика мешает. Вытягиваю пушку из узла и стараюсь аккуратно ее поставить. Обнаруживаю крепление – в нем стоит двустволка. Ну раз есть крепление, то пусть в нем стоит автомат, а двустволку… Она еще и не заряжена, можно так уложить. Вроде не особенная она какая, обычная наша тулка, да и калибр мелковатый, не двенадцатый, во всяком случае.

Когда садимся с Надеждой в УАЗ, вызывает Николаич.

– Что, все еще поделиться не можете?

– Не, уже поделились, госпиталь плавучий убыл.

– Эт хорошо. Вы возьмите видеокамеру.

– А канистры?

– Пока не треба, тут уже подразжились. Сварщик где? Не нашелся?

– Телефон у него занят.

– Вот черт! Ладно, ждем вас.

– Принято.

Надежда Николаевна очень неодобрительно на меня смотрит.

– Что я сделал сильно не так?

– Не мое дело врача учить…

– Бросьте. Здоровая критика снизу, сверху и сбоку – основа врачебного мастерства.

– Про врачебное мастерство ничего не скажу, а вот ППС бог знает кому вы отдали зря. И патроны тоже. Хоть он и брат ваш.

– Ну тут нас и Ильяс прикроет, и у вас…

– Это легкомыслие. Может случиться всякое – останетесь один с двумя обоймами. Курам на смех! Хотя бы из узелка возьмите что-нибудь. Меня подташнивает, когда я вижу невооруженного человека, тем более врача.

– Вы правы. Я сейчас приторможу и схожу за камерой, а вы, если не трудно, подберите на свой вкус эквивалент.

– Хорошо.

Идти мне недалеко – чертов УАЗ спокойно пролез на лед, и мы подъехали почти вплотную к «хивусу». Непривычно. До этого ездил только на обычных машинах. Начинаю понимать людей, которые любят джипы. Есть за что.

Ильяс на секунду отрывается от бинокля, ухмыляется приветливо и снова начинает осматривать местность. В его действиях есть что-то механическое, хотя я понимаю, что это стандартный способ снайперского контроля – зигзагами от близкого к дальнему участку…

Беру камеру, все-таки прихватываю канистру с бензином, и скоро мы уже катим вверх – к Коттеджу. Надежда спроворила один из «кедров», четыре магазина к нему и три патронные пачки. И пока я это не разместил на себе, не успокоилась. Зато сидит сейчас довольная, как кошка, у которой за ушком почесали.

Бревно уже спихнули с дороги, поэтому выкатываю на перекресток.

Удивляет то, что наши не стоят в полный рост. Вижу только Серегу, пристроившегося лежа за каким-то «опелем». Правда, точку пулеметчик оборудовал себе на каком-то пальто. То, что он внимательно смотрит в сторону Санкт-Петербурга, мне как-то не нравится – нет никакой расслабухи после удачного боя, наоборот, видно, что вологжанин взведен как боевая пружина.