Попутно водила начинает негромко мурлыкать под нос какую-то песенку:

В гареме нежится султан, да, султан,

Ему счастливый жребий дан, жребий дан:

Он может девушек любить.

И я б хотел султаном быть.

Но он несчастный человек, человек —

Вина не знает целый век, целый век.

Так повелел ему Коран.

Вот почему я не султан.

А в Риме папе сладко жить, сладко жить:

Вино как воду можно пить, можно пить,

Он может утонуть в вине.

Вот если б папой быть и мне!

Но он несчастный человек, человек —

Любви не знает целый век, целый век.

Так повелел ему закон.

Пускай же папой будет он!

А я различий не терплю, не терплю:

Вино и девушек люблю, да, люблю.

Чтобы все это совместить,

Простым студентом надо быть.

В одной руке держу бокал, да, бокал,

Да так держу, чтоб не упал, не упал,

Другою обнял нежный стан —

Теперь я папа и султан!

Твой поцелуй, душа моя, душа моя,

Султаном делает меня, эх, меня!

Когда же водки я напьюсь,

То папой римским становлюсь!

– Ого! – восклицает Николаич. – Сто лет не слыхал!

– Что? Эту песенку?

– Ага. Я уж думал ее и не помнит никто.

– Ну отчего ж. Мы с Валеркой – это сосед мой – всегда распеваем, как поддадим. Мы ж дальнобойщики. Едешь да поешь всякое: и не уснешь, и ехать веселее. Грузы-то ценные, «грачей» нынче брать опасно. Может, вместе грянем?

– Обязательно. Только бы нам найти место поспокойнее, и чтоб «хивус» смог подойти. Мне как-то с сетками спокойнее. А то любая зомбака, не ровен час, в окно прыгнет.

– Э, спокойных мест тут полно. Сейчас заберемся к водокачке, там и обустроимся.

– Нам бы глянуть, что там в Знаменке.

– Это можно, конечно, только там выезжать я бы не стал. Лучше через Шуваловку.

– Почему?

– Дорогу там перекрыть раз плюнуть. Парочку ублюдков с автоматами в сторожку сунуть – и копец нам. Там не развернешься. А задом под огнем корячиться – удовольствие малое.

– Ладно, обойдемся без Знаменки.

– Можем встать, в бинокль аккуратно глянуть.

– Хорошо. Нам вообще-то сама Знаменка ровнофиолетова. Кронштадтским может быть интересна.

– Здесь как место? Подходит для ремонта? Я, к слову, тоже немного варить умею, так что если что – сетку-то прихватить смогу.

– Годится место. Вполне. Встаем.

Местечко и впрямь вполне подходящее – от берега прикрывают деревья и тростники, от трассы – опять же деревья. В сотне метров какое-то полуразрушенное краснокирпичное здание, но за ветками его видно плохо. Явно нежилое, так что вряд ли там сидит засада. На всякий случай Николаич и Семен Семеныч осматривают в бинокли окружающие пейзажи и остаются довольны.

Располагаемся под прикрытием машин. С подошедшего «хивуса» вытаскивают баллоны, шланги, куски разномастных сеток и решеток. Михин батя на пару с немного пришедшим в себя сварщиком начинают примеряться к работе. Ильяс с Сережей растопыриваются и берут в прицел окрестности. Остальные собираются кучкой и приседают на корточки.

– Ну что там надо было сообщить команде медицинского? Только, доктор, вкратце.

– Ясно. Сейчас наша команда оказывала помощь раненым. В целом все отлично, но в наложении жгутов были грубые ошибки. Опасные. Объясняю. Первое. Жгут накладывать только при артериальном кровотечении. Причем сильном, которое реально угрожает смертью. Девчонке при травме пальца жгут накладывать не надо было – максимум из нее вылился бы стакан крови, это она переживет. А от наложенного жгута могла бы и с пальчиками попрощаться. Второе. Если накладываете жгут, не тяните со всей дури. Надо пережать всего-навсего артерию, а не разминать в хлам мышцы, нервы и сосуды. Не перекрывайте кровоток уже первым туром жгута – нервы попортите. И не себе, а раненому. Третье. Если все же накладываете жгут, надо перетягивать артерии, а не вены! У девчонки жгут был наложен слабо, словно ей внутривенный укол собирались делать. Это плохо! Артерии продолжают качать кровь как ни в чем не бывало, а вот венозный отток вы перекрыли. Кровотечение от такого жгута только сильнее. Рука со жгутом должна быть белой и без пульса, а не синей и с пульсом. Четвертое. У мента жгут наложен был правильно, но записки со временем наложения я не видел.

– Я писал, – обиженно говорит Вовка.

– Вова, я не упрекаю! Сделал – молодец! Но я записки не видел – значит, и в госпитале не увидят. А срок у наложенного жгута – полчаса-час. Потом руку отрезать придется.

– Глупости это, с бумажками, – встревает Надежда, – пишите на лбу у раненого.

– Во, человек дело говорит! Наконец, последнее. Пятое. Жгут – очень серьезное дело, небезразличное раненым. Поэтому не частите. Чем меньше наложено жгутов, тем лучше.

– Понятно, – отвечает опер. – А как мы узнаем, артериальное это кровотечение или венозное?

– Так артерии идут в глубине конечностей, под прикрытием мышц и костей. Вены – поверхностные, обеспечивают отток. Артериальная кровь – светлая, алая; венозная – темная.

– Позвольте, я добавлю, – хмыкает Надежда Николаевна.

– Валяйте!

– Валяю! Все просто: артериальное кровотечение, как молодецкая эякуляция, – стреляет струями, прерывисто, мощно. Из сонной аж на три метра может прыскать. Венозное, как старческое мочеиспускание, – вялая струйка с убогими потугами на пульсацию… Так понятно?

– Понятно…

– Раз понятно, мы с Ильясом сейчас сходим глянем на Знаменку. Доктор с камерой – держитесь сзади, мало ли снять будет что. Остальным – по расписанию боевого дежурства.

Элегантный особняк Знаменка гордо стоит на холме. Глядя на него, Николаич тихонько присвистывает.

– Красиво люди жили. Тут, если все расчистить, загляденье.

– А сейчас как насчет живых?

– Сейчас живых не видать. Зомби вижу. Немного.

– Ну. Уже легче. Я боялся, что у этих тварей тут основная база.

– Да, их гнездо искать придется. Неизвестно, что они там задумали.

– Я бы их гнездо с броней бы искал. Так надежней. Как-то не воодушевляют меня джипы.

– Меня тоже. Но кто ж знал… То есть бандиты должны быть, и первое время их должно быть густо. Однако вот такого не ожидал…

– Я панораму снял. И на приближении тоже.

– Тогда возвращаемся.

И мы возвращаемся.

Пока мы ходили, ребята вытащили из амфибии жратву и термосы и сидят закусывают. Только мастер-сварщик старательно что-то налаживает и колдует над оборудованием. Остальные, обжигаясь, хлебают чай и жуют что бог послал. Я видел, что тащили две коробки – одну от Дарьи, другую с сухпайком на сутки. Сухпай получили от крепости. И Ильяс успел уже отметить, что в этом сухпае все те же хлебцы, мясорастительные консервы, – проще говоря, перловая и гречневая каши с мясом, ну и еще, правда, сахар добавлен. Это НЗ – на всякие непредвиденные. От Дарьи же еда куда вкуснее – немножко уже подчерствевшие хлеб и булка, что для многих обитателей крепости уже лакомство, масло, плавленый сыр в коробочках, вакуумные упаковки с ветчиной, несколько банок с пресервами, в основном селедкой. Привет от мини-супермаркета, в который уже черт знает как давно мы ходили с Сергеем…