слабые, позволили себе сдаться в плен, что дало японцам делать с ними всё, что захочется, но в бою мужества им было не занимать.

   По Синдо начали стрелять из пулемётов. Плотность их огня уже не просто раздражала. Где-то позади кабины лязгнула пуля. Синдо оглядел приборную панель. Повреждений нет. Управление работает. Он набрал высоту, затем снизился и ещё раз облетел берег.

   В этот раз по нему стреляли активнее. Американцы вели себя очень агрессивно. Что, впрочем, никак не мешало им раз за разом промахиваться. Синдо наблюдал, как его собственные пули взрывали песок, и надеялся, что с людьми они делали то же самое.

   После очередного пролёта вдоль берега, лейтенант заметил, что топливо подходило к концу. Пора возвращаться на дозаправку. Взлетал он с Халеивы, катясь по травяному полю рядом с разбитым аэродромом. Если уж он взлетал с раскачивающейся палубы авианосца, то и тут справится. Однако садиться в том же месте он не стал. Обстрел американцев наворотил воронок вокруг аэродрома. Если он решит там садиться, то непременно разобьётся.

   Если там садиться нельзя, то где же? Ближайшая взлётная полоса находилась на аэродроме Уилер, ближе к центру острова. Лейтенант знал, что американцы отработали и по нему, но он надеялся, что били по Уилеру только с воздуха. Какие-то самые мощные и дальнобойные орудия до него, наверняка, достанут, но, скорее всего, их огонь был сосредоточен на целях ближе к берегу. Если бы Синдо командовал десантом, он бы так и поступил и был уверен в этом насчёт американцев.

   Уилер находился всего в паре минут лёту. Синдо вдруг понял, что взлётные полосы не работали. Их сильно разбомбили, а бульдозерам, которые должны были их ровнять, досталось ещё сильнее. На глаза лейтенанту попалось несколько обгоревших остовов. Один валялся на боку, несмотря на огромный вес.

   Бомбы падали и в поле вокруг аэродрома. Но там, Синдо был готов голову свою заложить, сесть ещё можно. Он летел как можно медленнее, на грани сваливания в штопор. Опустились шасси. Лейтенант задрал нос самолёта и опустил хвост, словно пытался зацепиться за тормозной крюк на палубе авианосца.

   Самолёт качнулся и остановился. Не самая удачная посадка, но он на земле. Какое-то время ничего не происходило. Синдо открыл "фонарь" кабины и встал на ноги. К нему уже бежали техники.

   - Чего вам? - закричали они.

   - Всего, - ответил Синдо. - Топливо, боеприпасы, место, где можно поссать.

   Один техник указал в кусты.

   - Туда идите. Так янки вас не заметят. И побыстрее, пока снова не налетели самолёты и вас не разбомбили.

   Говорил он, конечно, не о самом Синдо. Весьма вероятно, что американцы следили за его "Зеро". Едва лейтенант добрался до кустов и расстегнул лётный комбинезон, чтобы облегчиться, как услышал над головой жужжание двигателей. Но то оказалось знакомое жужжание. На то же поле собирались сесть ещё несколько "Зеро" и "Хаябус". Оставить несколько машин для защиты того, что осталось от аэродрома Уилер оказалось хорошей идеей, хоть пилотов "Сапсанов", было, конечно, жаль. Жуткие новые самолёты американцев с легкостью пережёвывали их и выплёвывали. Высокая скорость и бортовая пушка давали "Зеро" хоть какие-то шансы против врага.

   Когда он выбрался из кустов, то увидел, как над этой пушкой трудились механики.

   - В чём дело? - спросил он.

   Техник, перезаряжавший пулемёт, сказал:

   - Прошу прощения, пилот-сан, но раньше это был аэродром армейской авиации. И так как, у "Хаябус" нет бортовой пушки, боюсь, мы не можем дать вам 20мм снаряды.

   - Дзакенайо! - воскликнул Синдо. Он принялся лихорадочно соображать.

   - Погодите-ка. У вас же тут есть "Донрю", так?

   Самолёт "Ki-49", по прозвищу "Пожиратель драконов", являлся армейским аналогом флотского бомбардировщика "G4M". Он был быстрее, но и летал не так далеко. Как и "G4M", он нес на борту 20мм пушку.

   - Какой же я дурак! - воскликнул техник.

   Он хлопнул себя по лбу и поклонился.

   - Прошу прощения, господин. Боеприпасы для бомбардировщиков мы держим отдельно от тех, что для истребителей.

   - Держите их хоть у себя в заднице, мне плевать. Несите и побыстрее.

   Техник закричал своим товарищам. Один тут же куда-то побежал. Вернулся он настолько быстро, что даже злой Синдо остался бы доволен. Вражеских самолётов видно не было, что хорошо. Синдо задумался, сможет ли он взлететь и не уткнуться носом в воронку. Взлёт оказался не из простых, но он оказался в небе.

   Если придётся, он мог садиться и взлетать на шоссе. Единственное, чего хотел лейтенант - это бить американцев, пока есть такая возможность. Но, если он сядет на шоссе, кто будет заправлять самолёт? Синдо пожал плечами. Сейчас у него есть и топливо, и боеприпасы, и толпа американцев, которых нужно сбить. Он полетел обратно к берегу.

   Хиро Такахаси испуганно смотрел на текст речи, которую ему предстояло читать.

   - Господи боже!

   На Осами Мурату он посмотрел с ещё большим испугом.

   - Прошу прощения, Мурата-сан, но я не могу это читать!

   - Почему? - спокойно поинтересовался радиоведущий из Токио. - Что не так?

   - Что не так? - переспросил Хиро.

   Он надеялся, что Мурата пошутил, но, скорее всего, нет.

   - Это же всё неправда, вот, что! Как можно говорить - как я должен говорить, - что все японцы на Гавайях поддерживают Императора в его борьбе с американцами?

   Хиро прекрасно знал, что Императора поддерживали далеко не все японцы даже в его собственной семье. Об этом он не сказал. Вместо этого старый рыбак произнес:

   - Капитан Ивабути развесил по всему Гонолулу листовки, где написано, что любой, кто будет создавать неприятности, будет расстрелян. Текст написан на английском, корейском, тагальском*, китайском и... японском. Стал бы он писать текст на японском, если бы все японцы были верны Империи?

   - Капитан Ивабути должен сражаться, - терпеливо пояснил Мурата. - Это не ваше дело. Ваше дело - склонять население к сотрудничеству с Японией и Императором. Прежде вы отлично справлялись, Такахаси-сан. И нужно продолжать в том же духе. Более того, сейчас