– Неплохой размен, – кивнула Тела. – Мертвых оденем в кирумские балахоны. Планы меняются, на нас напали не пираты, а Кирум.

– Почему Кирум?! – завизжал Малум.

– Принц Кирума Рубидус убит, – отрезала Тела. – Якобы это сделала Кама. Уж не знаю, как сумела она это совершить, но соседнее королевство осталось без наследника.

– Ее убили на переправе! – закричал Малум.

– Тихо! – оборвала его Тела. – Может быть, но свежую могилу Сора Сойга на кирумской границе я видела собственными глазами. Нет, конечно, Сор мог и сам себя закопать, но я бы усомнилась в его способностях. Поэтому на крепость Ос напали кирумцы. Ну, а свеи пока уйдут. Оставишь здесь тех, кто догнал тебя у Гремячинского моста. Да, возьмешь воинов у Стора, чтобы было двадцать человек, никто и не разберет, свеи они и есть свеи. Стор? – Тела повернулась к великану. – Иди в сторону Кирума, смотри за ним. Через неделю возвращайся. Мне нужны три-четыре десятка кирумцев. Два-три дозора. Одежда, оружие, можно будет привезти одного или двух пленников. Остальных утопить или порубить, по выбору. Главное – чтобы их никто не нашел. А теперь нужно устроить карнавал для старухи-королевы и твоей полоумной сестрицы, Малум. Прикажи привести пленников. Нужно будет их переодеть и порубить.

– Их могут узнать! – закричал Малум.

– Могут, – кивнула Тела. – Но не узнают. Мы сожжем их трупы. На одежде будут кирумские бляхи.

– Можно я? – подпрыгнул Палус. – Я никого не успел порубить, кроме Вентера. Я хочу прикончить хотя бы нескольких!

– Хорошо, – умилилась Тела.

Кама, которая окаменела на дозорной площадке, наконец поняла, что она должна сделать. Поняла, что она может сделать, когда руки начали ее слушаться, дыхание вернулось, тьма перед глазами рассеялась. Принцесса сдвинула на живот тул со стрелами, выбрала одну с белым оперением. Наложила ее на тетиву. Она не была хорошей лучницей. Но она закрыла глаза, вспомнила Вервекса Скутума и стала не пританцовывать, а ловить наконечником стрелы цель. И успокаиваться, успокаиваться, потому что ничего, кроме этой цели, у нее сейчас не было.

– А можно я убью всех?! – закричал Палус.

– Можно… – открыла рот Тела, но сын уже ее не слышал.

Стрела вошла между ключиц и прошила его тело сверху вниз, раздирая сердце и сосуды.

– Кама! – прошептала с ненавистью Тела, подняв глаза вверх.

А принцесса Лаписа уже летела вниз, к лошадям, обжигая ладони веревкой и желая только одного – мести.

Над равниной опускалась тьма. Она не была кромешной, но застилала солнце, и нельзя было понять, темный день вокруг или светлая ночь. И только четыре заостренные башни Бараггалла, словно четыре устремленных в небо клинка, не давали тьме сгуститься настолько, чтобы закутать и эту равнину, и это небо в смертный саван. Выстроенные у священного холма войска ожидали битвы. Никто не говорил ни слова, все молчали. Тьма клубилась над головами, но воины видели друг друга, как будто каждый светился изнутри бледным мертвенным светом. И все вокруг светилось точно так же. На западе, почти на горизонте, черной полосой замерло войско врага. Все завершалось.

На юго-западном склоне холма, на сколоченной из сырых бревен башне стоял управитель огромного войска – еще молодой, но уже славный тридцатидевятилетний император Лигурры и почти всей Анкиды – Импробус. Перед ним высилось хитрое, собранное из нескольких вырезанных из хрусталя и отшлифованных лучшими мастерами линз устройство, которое позволяло видеть вблизи все поле битвы на многие лиги. Позади императора замерли гонцы и советники, над ним, на собранном из таких же бревен навесе – лучники и маги. Рядом стоял невысокий усталый человек в сером балахоне с капюшоном, надвинутым на лоб. Не правитель, не маг, не жрец. Угодник. Член странного ордена, который предсказал грядущую битву и сумел с двумя тысячами собратьев за пятнадцать лет поднять из многовековых руин священные башни.

– День уже не наступит? – посмотрел на угодника император.

– Все в наших руках, правитель, – ответил угодник. – Магия Лучезарного сталкивается с магией Бараггала. Отсюда свет, и поэтому он бледен. Но этой ворожбы следует опасаться в последнюю очередь. Пока мы не слепы. Но если четыре башни падут, – угодник повернулся к окруженным высокой стеной шпилям, – тогда тьма может сгуститься настолько, что, может быть, нам придется сражаться вслепую.

– А им? – спросил император, показывая на темную полосу на востоке.

– Они всегда сражаются вслепую, – покачал головой угодник. – Видят и слышат глазами и ушами Лучезарного. Разве только аксы, этлу и даку понимают, что творят. Но даже эти слуги покорены Лучезарным безраздельно, хотя у мурсов и сэнмурвов хватает и собственной мерзости. А бледные, которые называют себя вирами… В обычной жизни это обычные люди. Хотя обычной жизни у них не было уже много веков.

– Кто они все? – спросил император.

– Сэнмурвы – летающие псы. Что-то вроде летучих мышей, только крупнее. Хотя отличаются от тех изображений, что часты в южных селениях. У них не четыре лапы, а две. Зато эти две лапы вооружены острыми когтями. Впрочем, острыми когтями заканчиваются и крылья. Это звери, и они опасны, но более всего ужасом, который внушают. Могут носить камни, сосуды с горячей смолой, всякую колдовскую мерзость. Некоторые могут плеваться огнем или ядом, но редко. Хотя укус не менее опасен, чем укус любой крупной собаки. Лучники предупреждены, надеюсь, они не испугаются.

– Мурсы?

– Полубесы, нежить, малые духи. У нас их знают как могильцев. Опасны, но не более, чем любые умелые воины. Хотя могут и удивлять.

– Этлу?

– Особая порода. Обычные люди, но необычно сильны. И высоки, на голову или на две выше простого человека. У Лучезарного их целый отряд, кроме того, они командуют легионами и всеми отрядами. Хотя не только они. Есть еще и даку. Те не выше человека, хотя в полтора раза шире в плечах и много сильнее. Опаснее даже, чем этлу. Они почти звери.

– Звери?

– Люди, превращенные в зверей. Их меньше тысячи, хотя еще некоторые командуют легионами.

– Аксы?

– Самые опасные. Полудемоны. Они охраняют Лучезарного. Но воинам не стоит их бояться.

– Почему?

– Они – личная гвардия Лучезарного, он никогда не отправит их в бой, пока жив. Он думает, что они его последняя защита. Во всяком случае, часть его магии держится на них. А если его не будет, они не станут сражаться. Они слуги, но в глубине собственного нутра каждый из них числит себя равным Лучезарному. И каждый из них способен принести неисчислимые беды. Могильцы, по сравнению с ними, могут показаться ароматом цветов на фоне стальных колючек. Аксы не вступят в бой, но они уже ведут ворожбу. Если хотя бы одна из башен рухнет, это будет результатом их усилий.

Император кивнул и приник к оптическому устройству. Сейчас, когда он видел строй врага почти вблизи, он радовался, что то же самое не могут разглядеть его воины. Войско Лучезарного было столь велико, что, казалось, пойди оно вперед даже без оружия, оно все равно победит, потому как нельзя сопротивляться цунами или селю – сметет, затопчет, уничтожит, даже не заметив тебя. Император выпрямился, шагнул вперед, окинул взгядом собственные войска. Нет, даже если его войско ждет поражение, оно не обернется легкой победой Лучезарного. Пусть его войско в два раза уступает противнику числом, но оно стоит на своей земле, и за его спиной дома, семьи, дети. А у некоторых впереди поруганные, выжженные и оскверненные врагом. Те, чьи земли уже покорил Лучезарный, стояли в первых рядах войска. Прикрывали основные силы императора, силы, которые казались ему недостаточными.