Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кого нужно?
– А кто есть? – спросил Син. – Кто в домике-то живет?
– Душа моя! – вдруг завопил Касасам, вскочив с ногами на седло. – Хозяюшка лаписская!
За забором кто-то ойкнул, ворота заскрипели, и в створе показалась закутанная в платок, похудевшая Процелла, прижимающая к груди какую-то деревяшку. Она окинула взглядом гостей, узнала кроме Касасама еще и Лаву и залилась слезами.
Двести лиг каменного коридора, дороги, которая была забита беженцами, не позволяли гнать лошадей. Редко где путь становился шире десяти – пятнадцати шагов, но и там уже стояли шатры, горели костры, мотали головой коровы или лошади, и лишь кое-где в распадках таились постоялые дворы или небольшие трактиры. Порой уставшие люди останавливались прямо на дороге. Каме со спутниками то и дело приходилось придерживать лошадей, спешиваться и то огибать потерявшую колесо повозку, то пробиваться через отару овец, которых хозяин надеялся пристроить в какой-нибудь овчарне на новом месте или хотя бы выгодно продать, то протискиваться через толпу односельчан, не желающих расставаться даже в горестях. Мороза не случалось, шел мокрый снег, но дорога была покрыта черной грязью, и даже прихватить горсть свежести, чтобы умыть лицо, можно было только с ближних скал. За два дня Орс, Туррис и Кама преодолели только треть пути, хотя и поспать толком не удавалось. Гораздо важней казалось напоить и накормить лошадей да присмотреть за мешками, среди толп беженцев то и дело мелькали юркие охотники до чужого добра.
К полудню второго дня Кама заметила слежку. Невысокий крепыш с торчащими над плечами по ордынским обычаям рукоятями мечей держался в паре сотен шагов, не обгоняя троицу и не отставая от нее.
– Если будем двигаться так же, то попадем в Хонор не раньше чем через четыре дня, – проворчала Кама на коротком привале, во время которого преследователь тоже спешился со своего коня. – Шестьдесят лиг за два дня – это смешно!
– Лучше подумай, что ты будешь делать, когда твоя дорогая тетушка и вправду пошлет за тобой погоню, – уныло прогудел Орс. – Или, еще чего доброго, постарается зарубить тебя на полпути.
– Не меня, а нас, – процедила сквозь зубы Кама. – Однажды она оставила свидетельницу преступления в живых, из-за этого потеряла мужа и переломила всю свою жизнь.
– Судя по твоему рассказу, – прошептала Туррис, – переломила она ее не тогда, когда упустила тебя. А чуть раньше. Когда согласилась с предложением Пуруса.
– Если не сама ему предложила то дело, – пробормотал, поглядывая на попыхивающие паром котлы у придорожной харчевни, Орс. – Но, скорее всего, предложил все-таки Пурус. Прикинул, оглянулся, пригляделся к твоей тетушке и сделал ей предложение. Приговорил ее.
– То есть? – не поняла Кама.
– Все просто, – вздохнул Орс. – Ты только представь. Король Ардууса понимает, что, пока маленький Лапис под него не ляжет, никакого Великого Ардууса у него не получится. Лапис не ляжет точно. Что делать? Менять правителя. Он почему-то выбирает твою тетку. И не ошибается, кстати. Ей ведь просто не повезло. Но главный вопрос заключается в том, что если она даже и не хотела всего этого, после того, как Пурус или какой-нибудь его вельможа поговорил с ней, у нее уже не было выбора. Или она делает то, что ей предложено, или умирает. Я слышал, что вокруг Пуруса мрут даже его близкие. Разве не так? Жена, сестра! В Бабу слухи ходят, что и брат его, Кастор, погиб. Убит то ли разбойниками, то ли собственной дочерью. И его жена, и все слуги.
– И ты молчал? – вспыхнула Кама. – Да ведь его жена – Кура Тотум! Моя родная тетка! А дочь ее – Лава! Я ее шесть лет не видела! И не могла она убить мать! Энки благословенный… Что же творится?
– Война близится, – проговорила Туррис, вглядываясь в противоположный берег реки, на котором в течение дня время от времени показывалась ордынская конница, наводя ужас на несчастных беженцев. – Правильно ты рассуждаешь, Орс. Но главного не говоришь.
– А что главное-то? – удивился Орс.
– А главное то, что нечего веревку распутывать, если узел на ней мертвый или веревка гнилая, – произнесла Туррис и сложила ладони лодочкой. – Время дороже веревки.
– Что ты делаешь? – прошептала Кама.
– Ворожу, – прикрыла глаза Туррис. – Я, правда, мало на кого ворожить могу, на Сина могу, на Портенума могла, пока он был не дубиной-переростком, а дедом-мудрецом. Ты не слушай меня, здоровяк, не слушай. Лучше мозги упражняй. Но есть у меня еще подруга в Утисе. Странная девушка, но важная. Вот, хочу ее о помощи попросить. От Утиса до Хонора денька два? Как раз и мы к Хонору доберемся. Боюсь я, что придется нам там несладко. Тела-то твоя там теперь обретается? Я понимаю, что она пока в Бабу. Так уж найдет способ бросить весточку. Живая ты ей не нужна. Как бы ни ломала судьба Телу, а, судя по дорогому трактиру, доломала до нужного ей. Остерегаться тебе, Кама, следует пуще прежнего.
– И чем же твоя подруга поможет? – нахмурилась Кама.
– О чем попрошу, тем и поможет, – улыбнулась Туррис и вдруг раскрыла ладони.
Кама замерла. В руках у угодницы оказалась сойка. Она пошевелила бусинками глаз, вспорхнула и улетела.
– Уходить надо, – прошептала Туррис. – Через пяток лиг будет дозорная вышка. За ней – через пятьдесят лиг – вторая. Если нас и будут ловить, то на первом дозоре пропустят, а через второй придется прорываться. Все, что я о Теле слышала, говорит о том, что все у нее предусмотрено и продумано. С тобой, Кама, ей просто не повезло. А этот соглядатай сзади не ее. Был бы ее, обогнал бы нас и на хонорском дозоре встречал. Но и он мне кажется бедой.
– Что будем делать? – спросила Кама.
– Двигаться, – пожала плечами, вставая, Туррис. – Есть у меня по этому поводу одна мыслишка. Если наш здоровяк глотку не сорвет, то может что и выгореть. Но коней гнать вдоль пропасти придется, иначе народу погубим без счета.
– Что ты задумала? – насторожился Орс.
– То, что надо, – усмехнулась Туррис. – Или не ты мне рассказывал, как с первыми гахами в окрестностях Эссуту уживался? Они ведь тебя съесть хотели? Забыл?
– Не забыл, – буркнул Орс. – Старый я уже тогда был. Был бы здоровяком, как теперь, точно съели бы. Ну, может, не сразу.
– Нам и нужно, чтобы «не сразу», – кивнула Туррис.
– Ты о заклинании громкой личины говоришь? – подняла брови Кама. – Но она ведь шуточная. Насмешка. Игра.
– Вот и поиграем, – прикусила губу Туррис. – Ты лучше скажи, подруга, у тебя мелкая монета есть?
– Нет, – потрогала кошель на поясе Кама. – Только серебро. Но много.
– Давай-ка его Орсу, – посоветовала Туррис. – Много не много, а все не дороже жизни. Пусть идет к трактирщику, он с радостью разменяет его на медь, наверное, с каждого путника последнюю медяшку стряхивает. А дылдину такого обмануть не рискнет. И чем мельче – тем лучше. Да простит нас Энки за употребление слабостей человеческих.