— исторический факт; в частности, опасаясь, что Имр, победив, не выполнит взятых на себя обязательств, Юстиниан планировал поручить организацию похода правителю Абиссинии.

Действие третье

Ст. 11–26. — Г. П. Струве пишет, что те отношения между Юстинианом и Феодорой, которые Гумилев изобразил в 1-й сцене III действия, «не имеют основания в истории. У Гумилева Феодора говорит, что узнает о решениях кесаря от евнухов да болтливых служанок, а Юстиниан — что он обманулся, думая найти в ней «помощницу в делах правления» и найдя лишь женщину. На самом деле Феодора как раз и была не только «базилиссой» (супругой правящего императора), но и фактически соправительницей Юстиниана» (СС III. С. 258). «Официальная» биография Феодоры, в которой она действительно объявлялась дочерью сенатора, не могла, разумеется, обмануть Юстиниана — она была составлена по его приказанию, чтобы оградить жену от досужих языков.

Ст. 28–30. — Как уже говорилось, упоминание о «матери Зои», т. е. первой жене Юстиниана, — художественный вымысел: император был женат один раз и, даже овдовев, сохранял верность Феодоре.

Ст. 58. — Иллирия — название береговой полосы Адриатического моря, населенной далматами, либурнами, неграми и частично славянами; после падения готского государства отошла к Византии.

Ст. 260. — Святые Дары — хлеб и вино, употребляемые при совершении таинства Евхаристии, в которые перелагается Плоть и Кровь Христовы.

Действие четвертое

Ст. 59. — Центурионами называли в Древнем Риме и Византии начальников военных отрядов (центурий), состоящих из 100 всадников или пехотинцев.

Действие пятое

Ст. 3. — Гоплиты — тяжелая пехота, отборные войска в Древней Греции и Византии.

Ст. 4. — Копейщики — воины, действовавшие копьями и дротиками; задействовались в начале сражения для внесения паники в ряды противника. Готы — воинственное германское племя варваров, из которого в Византии формировались ударные отряды, жестокие и бесстрашные.

Ст. 83. — Галлия — варварская страна, занимавшая территорию современных Франции, Бельгии и Верхней Италии.

Ст. 201. — Левиафан — крокодил, библейское чудовище, видом которого Яхве демонстрировал свое творческое могущество Иову (Иов. 40. 10–26).

Ст. 208–220. — По мнению М. Кригер, этот отрывок близок к завершающему книгу «К синей звезде» «Отрывку из пьесы», что и дает исследовательнице повод к сближению «Отравленной туники» и любовной коллизии лирики, собранной в этом сборнике (см.: Кригер М. «Отравленная туника». С. 113).

Ст. 290. — «Имру-уль-Каис возвращался из византийской столицы с недобрым предчувствием. На пути к Анкаре он заболел болезнью, похожей на оспу, — все тело его покрылось язвами; из-за этих язв поэт получил прозвище Зуль-Курух (“покрытый язвами”)» (Аль-Фарухи Х. История арабской литературы. М., 1959. Т. 1. С. 69).

Ст. 330–340. — В одном из сообщений об авторских читках трагедии в Петрограде говорится, что Гумилев, разъясняя смысл пьесы, говорил о Зое как о воплощении «вырождения и разложения империи, гниения власти, губящей все, что с ней соприкасается» (Любош С. О возможностях трагедии // Жизнь искусства. 1919. 16 сентября).

8

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

БП, Соч II, Лит. обозрение. 1989. № 6, публ. В. К. Лукницкой по списку с автографа П. Н. Лукницкого.

Автограф (машинопись) — ГТБ. С I / Г 94.

Дат.: до 21 октября 1918 г. — по дате отправления рукописи в ТЕО Наркомпроса (см.: Гумилевские чтения. Вена, 1984. С. 81).

«Сказка для детей» «Дерево превращений» — единственная пьеса Гумилева, написанная «по заказу» летом 1918 г. Это был один из самых трудных периодов в жизни поэта: по возвращении на родину из Англии он нашел своих домашних в самом бедственном положении, в сущности — лишенными крова и средств к существованию, а старший брат Дмитрий после полученной им на фронте тяжкой контузии стал к тому же инвалидом; к этим несчастьям стоит прибавить и разрыв с Ахматовой, неожиданный для Гумилева и потому вдвойне болезненный. «Летом 1918 г., — вспоминал Г. В. Иванов, — Гумилев уже был в Петербурге с двумя фунтами стерлингов в кармане. Имение его было конфисковано. Дом в Царском Селе заселен. Но он не растерялся, как не терялся никогда.

“Теперь меня должна кормить поэзия”, — сказал он мне в одну из наших первых встреч в те дни. Я улыбнулся его самонадеянности: поэзия и во времена более благополучные была плохой “кормилицей”. “Может быть, и должна, — сказал я, — только вряд ли она тебя прокормит”.

Гумилев стал хлопотать. Он добился кредита в какой-то типографии, напечатал свои новые книги, переиздал старые и через месяц, встретив меня, сказал самодовольно улыбаясь:

— Вот видишь, я живу с молодой женой (он только что женился на А. Н. Энгельгардт), вожу ее в балет, покупаю ей пирожные (высшая роскошь в те дни) и икру, и все это — на доходы с моих книг.

Я его поздравил, но, конечно, все это, т. е. пирожные и икра, долго не продолжалось: деньги кончились, издавать далее было нечего» (Иванов Г. В. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1994. Т. 3. С. 233).

Задание Театрального отдела Наркомпроса, заказавшего Гумилеву «пьесу для детей», было в этот период одним из источников краткого благоденствия поэта. Готовый текст с сопроводительным письмом управделами Петроградского отделения ТЕО был направлен в Москву его председателю О. Д. Каменевой 21 октября 1918 г.; пьеса предлагалась для напечатания в готовящемся третьем сборнике «Игра» (см.: Russica-81. New York, 1982. P. 377). Публикация, впрочем, не состоялась, хотя в этом сборнике пьеса и была рекомендована для включения в репертуар детских театров (см.: Игра. Сб. № 3. Пг., 1920. С. 50).

Трактовка «общефилософского» содержания пьесы была дана Р. Щербаковым в комментариях к Соч II: «...сюжет построен на древнем индуисском религиозно-этическом учении о переселении (реинкарнации) душ. Согласно этому учению, душа, если она не нашла успокоения в нирване, претерпевает нескончаемую цепь переходов из одного существования в другое. В зависимости от поступков человека, его морали, строгости соблюдения им законов ранг при следующем воплощении может понижаться или повышаться. В этот ряд включены не только люди, но и божества, и животные...» (Соч II. С. 419). Следует, впрочем, оговорить, что, создавая именно детскую пьесу, Гумилев сознательно упрощает философию метемпсихоза до возможного предела, оставляя только лишь самую простую, «дидактическую» основу этого учения. Поэтому, как справедливо замечает комментатор, «веселая детская пьеса напоминает не столько философию индуизма, буддизма и джайнизма, сколько забавный водевиль с переодеванием, где верховное божество Вишну сыграло роль сказочного кудесника, создателя волшебных плодов, где зло наивно и откровенно, а добродетель прямолинейна и “обречена”