Будь здоров!

Подписано в городе Видесс, через девятнадцать дней после осеннего равноденствия”.

Марк быстро прикинул в уме сроки, взглянул на гонца.

— Всего шесть дней назад? Ты добрался быстро. По такой-то грязи!..

— Благодарю. Ответ будет?

— Нет смысла. Ты прибудешь в столицу за несколько дней до меня. Передай Его Величеству, что я выполню его приказ. Этого будет достаточно.

— Передам. Могу я побеспокоить тебя еще немного и попросить сухую одежду?

* * *

— Ха! Конечно, это пара пустяков, — заявил Гай Филипп. — Йезды вряд ли смогут слишком часто устраивать набеги в эту зиму. Разве что научат своих лошадей плавать. — Ухмылка показалась на лице ветерана. — Кстати, о плавании. Тебя ждет большое удовольствие — длительный заплыв по жидкой грязи в компании с намдалени.

— Лучше не напоминай мне об этом, — простонал Марк. Он истосковался по добротным римским дорогам. Римляне строили дороги на насыпях, по краям более высокие, чем в середине, чтобы грязь и снег не натекали на саму дорогу. Эти дороги были вымощены плоскими квадратными камнями.

Каждую весну и осень с наступлением сезона дождей грунтовые дороги Видесса превращались в месиво грязи. То обстоятельство, что они были мягче и удобнее для лошадей, чем римские, никак не могло, по мнению трибуна, искупить того обстоятельства, что по три-четыре месяца в году они были совершенно непроходимы.

— Двух дюжин солдат будет достаточно? — спросил старший центурион.

— Чтобы охранять четырех человек? Думаю, более чем достаточно. Добавь женщин и детей — мы двинемся довольно внушительным караваном. Вряд ли нам стоит остерегаться нападений. Да и разбойникам мало радости забираться по уши в грязь по такой погоде. Кроме того, у меня есть точный приказ. Туризин совершенно прав: тебе здесь солдаты куда нужнее, чем мне. Прости, кстати, за то, что я забираю у тебя Блеза.

— Чепуха. Почти все твои ребята — из его манипулы. И он их хорошо знает. К тому же, пока нет Блеза, — продолжал Гай Филипп рассудительно, — у меня появится возможность повысить в звании Муниция. Он неплохо справится с новыми обязанностями.

— Ты прав. У него есть все задатки для того, чтобы стать хорошим центурионом. — Скавр усмехнулся. — Ты и сам пошел на повышение. Теперь ты — комендант Гарсавры. Звучит неплохо.

— Да? Я как-то не подумал об этом. Но непременно вспомню, когда настанет время получать жалованье. Это я тебе обещаю.

— Убирайся к воронам, — засмеялся трибун.

* * *

Осенний дождь лил, не переставая, заволакивая горизонт сплошной пеленой. Пронзительный ветер дул с севера. Отбытие пленных из Гарсавры сопровождалось небольшой церемонией, однако лишь немногие горожане высунули нос из теплых домов, чтобы посмотреть на это. Отряд возглавляли конные разведчики — Сенпат и Неврат. Окруженные легионерами, шли четверо пленников. На их лица были наброшены черные покрывала — на этом настоял Скавр. Мулы и ослы везли поклажу. Отряд сопровождали солдатские семьи. Арьергардом из пяти солдат командовал Юний Блез.

Легионеры шагали по чавкающей грязи. Когда они миновали кладбище, расположенное у самой Гарсавры, трибун оглянулся и заметил одинокого всадника, настигающего отряд.

— Кто это? — крикнул он Блезу. Но завывающий ветер отнес в сторону ответ младшего центуриона.

Отерев мокрое от дождя лицо ладонью, Марк снова набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть погромче. Но прежде чем он успел это сделать, к колонне уже подъехал Стипий. Жрец восседал на маленьком, печальном ослике, который с трудом тащился по грязи; его спина едва не прогибалась под тяжестью ноши. Голубой плащ Стипия промок и казался почти черным от влаги.

Посмотрев на Скавра сверху вниз, Стипий заявил:

— Я еду с тобой в столицу. Слишком долго меня не видели в монастыре. В Гарсавре и без меня найдутся опытные целители, если твоим солдатам потребуется помощь служителей Фоса.

Тон жреца — одновременно снисходительный и властный — задел трибуна.

— Как тебе угодно, — сказал он кратко.

На самом деле Марк не слишком огорчился тем, что Стипий решил составить ему компанию. Хелвис была уже на шестом месяце беременности. Сейчас она осторожно ехала на муле примерно в двухстах шагах от мужа. Он пытался убедить ее остаться в Гарсавре, но она отказалась наотрез, и Марк сдался. В конце концов, она вряд ли когда-нибудь еще увидит своего брата.

Ослик Стипия ступил в глубокую вымоину на дорогу и споткнулся. Жрец резко дернул поводья. Восстановив равновесие, ослик двинулся дальше, но перед тем поглядел на седока с кроткой укоризной. Скавр невольно посочувствовал бедному животному.

Идти пешком по этой местности в сезон дождей было занятием, достойным самого Сизифа. Каждый шаг давался с трудом. Грязь налипала вязкой массой на сапоги и протестующе чавкала, когда трибун выдергивал из глины ногу.

Марк поневоле позавидовал пленникам, которые не были отягощены доспехами, оружием и вещевыми мешками. Он с нетерпением ждал вечера, когда отряд станет лагерем.

Но остановка не принесла желанного отдыха. Хотя для лагеря было избрано относительно возвышенное место, здесь было так же сыро, как и везде. Марк не заставил солдат копать ров, потому что непрерывный дождь все равно размоет насыпь еще до окончания работы.

Женщины попытались приготовить горячий ужин, но безуспешно. Кое-как им удалось разогреть кашу на бледных язычках пламени светильников в палатках.

— Как ты?.. — спросил трибун у Хелвис.

Марк пытался запалить трут, который был явно недостаточно сухим. Кресало и кремень, казалось, насмехались над тщетными попытками человека.

Хелвис вытирала полотенцем волосы.

— Вся одеревенела, устала, как собака, промокла, как рыба, а так — в порядке, — сказала она, невесело улыбнувшись.

Она ехала, кутаясь в толстый, подбитый мехом плащ, который сейчас сняла и отложила в сторону. Ее желтая льняная рубаха тоже была мокрой и липла к животу и груди.

— Должно быть, я похожа на это чудовище… То, из легенд твоего народа, помнишь? У которого змеи вместо волос.

— Медуза Горгона? Да нет, не очень. Когда я гляжу на тебя, у меня только одна часть тела каменеет.

Хелвис фыркнула.

Марк склонился над маленькой горсткой хвороста и осторожно подул на оранжевый язычок пламени. Когда огонь охватил дрова, он вздохнул с облегчением.

— Ну вот, теперь можно закрыть полог.

Хелвис закрыла палатку, а трибун зажег светильник. Когда он спросил было о ребенке, она резко оборвала его:

— Ребенку куда лучше, чем мне. Ни холода, ни сырости. Когда я слезала с этого паршивого мула, он так пнул меня, что я подумала, будто меня толкает вон тот маленький негодяй.