ожиданиям и общепринятым представлениям, решимость Ли адаптироваться к переменам вывела Сингапур на удивительную траекторию.

Чтобы продолжать привлекать инвестиции, производительность труда в Сингапуре должна была постоянно расти. Для этого Ли сначала просил рабочих согласиться на временное снижение заработной платы в интересах долгосрочного роста. Он отдавал приоритет образованию. Он часто пересматривал промышленные и социальные цели страны в сторону повышения. Как сказал Ли в своем первомайском послании 1981 года:

Величайшим достижением сингапурского рабочего движения стала трансформация революционного пыла в период антиколониализма (т.е. антагонизма по отношению к работодателям-экспатам) в 1950-х годах в сознание производительности (сотрудничество с руководством, как сингапурским, так и экспатским) в 1980-х годах.

За три десятилетия Ли вывел Сингапур на все более высокий уровень развития: от натурального хозяйства к производству, от производства к финансовым услугам, туризму и высокотехнологичным инновациям. К 1990 году, когда Ли ушел с поста премьер-министра, Сингапур находился в завидном экономическом положении. В 1992 году, оглядываясь назад, он сказал мне, что, если бы я спросил его об этом в 1975 году - к тому времени он уже привлек в Сингапур значительные объемы иностранных инвестиций, - он все равно не смог бы предсказать масштабы будущего успеха своей страны.

 

Ли и Америка

Ли ошеломил моих коллег из Гарварда в 1968 году своей защитой американского участия в Индокитае. Если бы политическая эволюция Юго-Восточной Азии привлекла их внимание раньше, они бы заметили, что он годами отстаивал ту же идею. На самом деле, именно убежденность Ли в незаменимой роли Вашингтона для будущего Азии заставила его совершить два важных визита в Америку в течение стольких лет.

Во время первого государственного визита Ли в Вашингтон в октябре 1967 года президент Джонсон представил его на обеде в Белом доме как "патриота, блестящего политического лидера и государственного деятеля Новой Азии". Ли, со свойственной ему прямотой, воспользовался возможностью встреч на высоком уровне, чтобы проинструктировать своих хозяев о том, как вьетнамская драма имела свои предпосылки в американских решениях, принятых более полутора десятилетий назад. Вице-президенту Хьюберту Хамфри Ли сравнил вьетнамский кризис с долгой поездкой на автобусе: Соединенные Штаты пропустили все остановки, на которых могли бы сойти; единственным вариантом теперь было оставаться на месте до конечного пункта назначения.

В последующие десятилетия президенты и премьер-министры всего мира будут восхищаться Ли не только за его откровенность, но и за его ум. Тонкость и точность его анализа и надежность его поведения превратили его в советника для многих, от которых он сам был зависим. Как лидеру небольшого и уязвимого города-государства удавалось оказывать столь значительное влияние на многих лидеров за рубежом? Какова была его точка зрения, и как она применялась в моменты кризиса?

В определенном смысле Ли Куан Ю находился в постоянном поиске мирового порядка. Он понимал, что глобальный баланс сил является продуктом не только анонимных сил, но и живых политических образований, каждое из которых имеет свою историю и культуру, и каждое обязано оценить свои возможности. Поддержание равновесия, от которого зависело процветание Сингапура как торгового государства, требовало не только уравновешивания основных стран друг против друга, но и понимания их разнообразной идентичности и вытекающих из нее перспектив. Например, Ли заметил в 1994 году:

Если вы посмотрите на общества на протяжении тысячелетий, то обнаружите определенные основные закономерности. Американская цивилизация со времен отцов-пилигримов - это оптимизм и рост упорядоченного правительства. История Китая - это династии, которые поднимались и падали, разрастание и угасание обществ. И во всех этих потрясениях семья, расширенная семья, клан служили своего рода плотом для выживания индивидуума. Цивилизации рушились, династии сметались завоевательными ордами, но этот спасательный плот позволял [китайской] цивилизации продолжать жить и переходить к следующей фазе.

Ли пользовался уважением лидеров государств, гораздо более могущественных, чем его собственное, в уникальной степени, потому что он давал им возможность понять свои собственные важные проблемы. Как и его анализ внутренних потребностей Сингапура, анализ иностранных дел Ли основывался на его восприятии объективной реальности. Субъективные предпочтения не входили в его оценки, которые неизменно доходили до самой сути дела. Некоторые лидеры стремятся произвести впечатление на собеседников, демонстрируя свое знание мельчайших деталей; Ли, чьи собственные фактические знания были значительными, обладал более ценным качеством: способностью доводить предмет до его сути.

Как препятствия, сопутствовавшие рождению Сингапура, стали определяющими в политической жизни Ли, так и на протяжении всей своей карьеры он уделял особое внимание внутренней эволюции других стран при оценке их значимости для мирового порядка. Две страны занимали центральное место в оценке Ли выживания Сингапура и его места в мире: Соединенные Штаты и Китай. Ли дал непритязательное определение американским отношениям в тосте за президента Ричарда Никсона на обеде в Белом доме в апреле 1973 года:

Мы очень маленькая страна, стратегически расположенная на самой южной оконечности Азии, и когда слоны в ярости, если вы мышь и не знаете повадок слонов, это может быть очень болезненным делом.

Речь, произнесенная в мае 1981 года, также отражает его предвидение и ясность в отношении советской системы:

Спустя 36 лет после окончания Второй мировой войны мы знаем, что в соревновании западной демократии свободного предпринимательства/свободного рынка против коммунистической командной экономики/контролируемого распределения коммунистическая система проигрывает. Она не способна предоставить товары...

Если это соревнование не закончится взаимным уничтожением ядерным оружием, то в результате выживет та система, которая превосходит других в обеспечении большей безопасности и большего экономического/духовного благополучия для своих членов. Если Запад сможет помешать Советам получить легкую добычу за счет своего военного превосходства, система свободного рынка личных инициатив и стимулов будет явно доказана как превосходящая централизованно планируемую/контролируемую рыночную систему.

Десять лет спустя, после распада Советского Союза, точка зрения Ли станет общепринятой; в то время мало кто осознавал неизбежность распада СССР.

В американском народе Ли заметил необычную щедрость и открытость духа, напоминающие элементы его собственных конфуцианских обязательств. В ближайший послевоенный период, по его наблюдениям, Америка не злоупотребляла своей ядерной монополией:

Любая старая и устоявшаяся нация обеспечивала бы свое господство так долго, как только могла. Но Америка поставила на ноги своих побежденных врагов, чтобы отгородиться от злой силы - Советского Союза, осуществила технологические изменения, щедро и свободно передавая технологии европейцам и японцам, и позволила им стать соперниками в течение 30 лет.... Этому способствовало определенное величие духа, порожденное страхом перед коммунизмом плюс американский идеализм.

По мере того, как после реформ Дэнга его геополитическое внимание переключалось с угрозы маоистской диверсии на более сложное гранд-стратегическое взаимодействие между Китаем, Советским Союзом