– Так, – уже совсем другим тоном сказал он, – эдак мы до вечера не управимся. Коротко и по существу – тебе принесли на хвосте какую-то местную сплетню?

Ульф кивнул.

– Она касалась какой-то женщины и ее служанки? С кем-то из них что-то случилось?

Снова кивок.

– И с кем именно?

Тихоня поерзал на табурете, кинул взгляд в сторону леди Мак-Лайон и сказал:

– С обеими…

– Конкретнее!

– Да я же и говорю – померли обе, – угрюмо отозвался Ульф. – Одна за одной… Ну, как мы из Стерлинга в Файф вернулись, дак мне наши и рассказали. Про то, что Эйнар женится, что конунг друга в гости ждет и корабль за ним прислал… Мы-то выпили, понятно, а под это дело языки мягчеют. Особливо у некоторых. Вот Гуннар и… Я-то чего? За что купил, за то и продаю! И сам бы не поверил, да ведь свой своему не сбрешет?

– Ульф!..

Норманн запнулся, побурел лицом и бухнул:

– Говорят, жена ему измену учинила, вот он ее и того! И служанку тоже, чтоб не проболталась!

– Кто – он? – проскрежетал теряющий терпение лорд. – Гуннар? Эйнар? Конунг?

– Да нет же! Харальд!

Сзади донесся звук упавшей спицы и тихое «ой». К ножкам табурета подкатился серый шерстяной клубок. Тихоня машинально подобрал его и принялся вертеть в руках, боясь взглянуть на командира – ну как на смех подымет?.. Однако лицо лорда Мак-Лайона осталось бесстрастным. Только усталое нетерпение в глазах сменилось глубокой задумчивостью.

– Харальд, значит, – пробормотал советник, – ну-ну…

– За что купил, за то и продаю, – в третий раз повторил Ульф извиняющимся тоном. – Может, небылиц мне наплели насчет его жены-то – рожала ведь, а родами-то, бывает, мрут … А служанке с чего помирать? Молодая баба, здоровая, при господах – и вдруг возьми да отравись! Как раз после того, как слухи поползли… Да и еще так странно, похлебку ели всей семьей, а наутро она одна глаз не открыла. И вроде как Харальда тем вечером у ее дома видели. Вот я, как узнал, что вы заместо лэрда к конунгу собираетесь, и подумал…

Ивар шевельнулся.

– Что ты подумал, Ульф? – спросил он.

Тихоня качнул головой:

– Что нету дыма без огня. И что вы, ваше сиятельство, сюда не на праздник едете. Я свою Бесси знаю, она за леди Мак-Лайон хоть на край света. А человек ежели один раз убил, так и во второй не дрогнет! Может, конечно, брешут про Харальда. Но лучше не рисковать, ведь так же?..

Тризна была короткой и почти не пьяной. Столов много не ставили, народу тоже было мало – только родные и близкие. Мак-Лайоны ни к тем, ни к другим не относились, но королевский советник при желании мог без масла влезть куда угодно.

– В конечном счете, – сказал он жене, – по Хейдрун горюют разве что братья. А они мне не нужны. Мне Эйнар нужен. Потому как если я насчет Харальда что-то из кого и вытяну, так только из него…

Нэрис такой деловой подход слегка покоробил, но убедить мужа отложить разговор на потом у нее не вышло. Лорд отрезал, что надо ковать железо, пока горячо, что он не намерен сидеть и ждать очередного покойника и что леди Мак-Лайон, коль уж ей так за него совестно, может остаться дома. Это, добавил советник, даже предпочтительней… Нэрис обиделась, закусила удила – и теперь сидела за скромным столом в большом доме, не зная, куда себя деть. Наличие рядом Ульфа утешало мало, а дорогой супруг сбежал еще полчаса назад к сэконунгу: Эйнар выпил пару чарок и ушел на свою половину. Хотя ушел или увели – это еще вопрос.

«И зачем я только следом уцепилась? – думала несчастная леди, катая по столешнице хлебный шарик. – Ивар, кажется, пропал с концами… Нет, я понимаю, что Эйнар не скорбит по жене, но ведь с нашей стороны это просто неприлично! Поминки ведь!»

Она сердито покосилась на Тихоню. Могучий норманн как ни в чем не бывало обгладывал бараньи ребрышки, запивая их крепким пивом, и чувствовал себя прекрасно. То, что стол был поминальный, вояку заботило не больше, чем черствого лорда Мак-Лайона. Оплакивать им обоим было некого. Нэрис отвернулась от чавкающего Ульфа и, скользнув глазами по лицам остальных, вынуждена была признать, что родня покойной ничем не лучше. Может, конечно, прилюдное выражение горя у северян не в чести, но… «Как будто никто и не умирал, – с горечью подумала леди. – Сидят, закусывают. Того и гляди скальдов позовут да забудут, из-за чего собрались!» Она сердито фыркнула. Среди собравшихся только двух человек можно было назвать скорбящими – Альвхильд да Астрид. Но первая, скорее всего, притворялась, а вторая… Поймав тоскующий взгляд Астрид, брошенный на дверь, леди качнула головой: невестка конунга и думать не думала о Хейдрун. Все ее мысли были о муже.

Нэрис потянулась за своей чашей. Та была полная. Вино?

– Ульф, – сказала леди, – а ничего другого нет?

– Отчего ж, – удивился норманн. – Вот. Пиво. Только вы ж его не пьете?

– Не пью… Мне бы взвара. Или водички.

Тихоня, приподнявшись, наскоро провел ревизию среди ближайших кувшинов и развел руками:

– Такого нету. Кроме пива разве что брага, но…

– Понятно, – вспомнив свое короткое знакомство с местным самогоном, Нэрис скорчила кислую гримасу и пригубила вина. Оно было весьма недурное. «В конце концов, мне брауни ничего не запрещал, – решила леди Мак-Лайон. – А Ивар работает. Интересно, удастся ему Эйнара насчет брата разговорить или тот, как и все прочие, молчать будет?» Она, задумавшись, сделала еще глоток и подперла щеку свободной рукой. То, что рассказал Тихоня, не укладывалось в голове. Харальд – убийца? Нет, он, конечно, странный… Нэрис бросила мимолетный взгляд на соседний стол, где сидел предмет ее мыслей. Старший сын конунга вяло ковырялся ложкой в миске с кашей и вид имел отсутствующий. То ли от очередной порции своего загадочного порошка, то ли по какой-то другой причине. «Ну, допустим, – подумала Нэрис, – у него и впрямь совесть нечиста. Допустим, жена его умерла не своей смертью. Только Хейдрун-то, выходит, он все равно ударить не мог? Даже если тогда, в конце свадебного пира, спящим только прикидывался – уж родного брата Эйнар бы узнал! Другое дело, если тут наемный убийца замешан…» Она с досадой нахмурила брови. Нет. Наемные убийцы – они со стороны. А Хейдрун злодею своими руками дверь отворила. Вот только кому же, кому?..

Нэрис задумчиво посмотрела туда, где расположилась семья погибшей. Ярл Ингольф? Жесткий, холодный человек, любил ли он дочь? Любил ли он вообще кого-нибудь в своей жизни? И способен ли на сильные чувства? Что на убийство способен – можно даже и не гадать.

Альвхильд. О, яркая птичка Альвхильд! Прижимает к глазам платок, ерзает на лавке – ей не по себе, это видно. Отчего? Понимает, насколько фальшива ее скорбь, или?.. Она не любила падчерицу. Но могла ли она убить?

И наконец, братья Йен и Ларс. Такие разные: первый спокойный, даже чуть заторможенный, второй – словно с ртутью в жилах. Вертится, толкает братца в бок, что-то рассказывает сидящему по другую руку Бьорну, губы кривятся в злой, веселой ухмылке… Такому все покажется смешным. Даже смерть. А в тихом омуте – ну, всем известно, что там водится! Это мог быть кто-то из них? Мог. Только был ли?