– Теперь, повелитель правоверных, прикажи бить в барабаны и объяви, что мы возвращаемся домой в Ирак, и ты увидишь, что люди даже не притронутся к деньгам.

Приказ был отдан, и солдаты в такой спешке стали собираться домой, что не стали дожидаться своей очереди получить деньги. Казначеи пытались удержать их силой, чтобы отдать им положенную плату, но безрезультатно».

Из всех своих сыновей Мутаваккил назначил своим преемником Мунтасира, которому должен наследовать Мутазз и за ним – Муайяд. Впоследствии, из любви к матери Мутазза, халиф попросил Мунтасира отречься от первенства в наследовании трона в пользу Мутазза, но тот отказался. Тогда Мутаваккил вызвал его на официальный прием и в присутствии всех придворных, осыпая оскорблениями и угрозами, лишил его права наследования.

Мунтасир, используя тюркского пажа бывшего халифа Ватика в качестве посредника, начал переговоры с тюркскими гвардейцами. Успешность предприятия собственного сына вызвала раздражение отца. Кроме того, визирь Фатх, сын Хакана, избегавший контактов с Мунтасиром и настойчиво поддерживавший партию Мутазза, делал все возможное, чтобы усилить негодование халифа. Тем не менее Мунтасиру удалось одного за другим переманить тюркских гвардейцев на свою сторону.

Начальник гвардии Бугха имел свои счеты с халифом и давно хотел отомстить ему. Он вызвал своего земляка-сослуживца, некоего Бакхира, человека энергичного и бесстрашного, и решил проверить его.

– Бакхир, ты знаешь, как я отношусь к тебе, – начал он разговор, – я недавно повысил тебя в звании, и ты должен повиноваться мне. У меня есть к тебе одно важное поручение, что ты мне скажешь на это?

– Тебе известен мой ответ, – просто сказал Бакхир, – скажи, что надо сделать, и я сделаю.

– Дело касается моего сына Фариса! – ответил Бугха. – Он во всем перечит мне, и теперь у меня есть точные сведения, что он решил пролить мою кровь.

– Так что я должен сделать? – спросил невозмутимо Бакхир.

– Фарис придет завтра ко мне. Ты будешь на дежурстве в моем кабинете, когда я уроню на пол свою шапку, это будет знаком для тебя – ты должен будешь убить его.

– Я сделаю это, – сказал Бакхир, – но я боюсь, что ты раскаешься в своем поступке, и тогда твоя ненависть обратится на меня.

– Нет! Да убережет нас Господь от этого! – ответил Бугха.

…На следующий день, когда пришел Фарис, Бахир стоял на своем месте и ждал условного знака, но Бугха медлил, пока Бахир, решив, что он забыл, вопросительно не посмотрел своему начальнику в глаза. «Нет!» – ответил Бугха вслух на немой вопрос и потом, когда Фарис ушел, объяснил:

– Я подумал, как он молод, и он мой сын, я решил отпустить его с миром.

– Твоя воля – закон для меня. Тебе лучше знать, – ответил спокойно Бакхир.

– Тогда у меня есть для тебя более серьезное дело, что скажешь? – спросил Бугха.

– Слышать – значит повиноваться! – был краткий ответ.

– Тогда слушай: сын халифа Мунтасир, мне это точно известно, плетет интриги против меня и всех нас, он собирается убить меня, и мне не остается ничего другого, кроме как опередить его. Что ты думаешь по этому поводу?

Бакхир задумался, опустив голову, потом сказал:

– Я не вижу в этом ничего хорошего.

– Почему?

– Убить сына и оставить отца в живых – это опасно. Отец отомстит за смерть сына.

– Что же ты предлагаешь?

– Надо начать с отца. Сыном можно будет спокойно заняться потом.

– Проклятье! Но как это сделать? Кто сможет сделать это? Речь же идет о самом повелителе правоверных!

– Я смогу. Я просто зайду к нему, и, когда я выйду, он будет уже мертв.

Бугха молчал, притворяясь, что колеблется.

– Другого пути нет, – настаивал Бакхир. – Ты можешь пойти следом за мной. Либо я убью его, либо, если у меня что-либо не получится, ты можешь зайти и убить меня, сказав потом, что ты пришел на помощь своему господину и спас его от убийцы.

Бугха понял, что Бакхиру можно доверять, и посвятил его в свои планы убийства халифа Мутаваккила.

Мутаваккил был убит в третьем часу ночи третьего дня месяца Шаввала 247 года хиджры. Историю убийства рассказывает придворный поэт Бухтури, который был очевидцем этого трагического события:

«Однажды я, в числе прочих придворных, завсегдатаев пиршеств, был на ночном приеме у халифа. Речь зашла об оружии, и кто-то из присутствующих сказал:

– Я слышал, о повелитель правоверных, что в Басре есть человек, который обладает индийским мечом, равных которому нет на свете. – И он сообщил все подробности.

Халиф, заинтересовавшись этим рассказом, приказал послать письмо наместнику Басры, в котором содержался приказ купить чудо-меч за любые деньги.

Через некоторое время из Басры пришел ответ, в котором говорилось, что меч уже продан какому-то человеку из Йамана. Тогда Мутаваккил послал агентов в Йаман с приказом разыскать того йаманца и выкупить у него желанное оружие. Мы были в приемной зале халифа, когда прибыл Убайдаллах ибн Яхья[139] с мечом из Йамана и сообщил, что его прежний владелец согласился расстаться с ним за десять тысяч динаров.

Халиф был очень доволен, он возблагодарил Бога за исполнение его заветного желания, потом достал клинок из ножен и долго любовался искусной работой. Каждый из нас сказал что-либо приличествующее случаю. Насмотревшись вдоволь, халиф положил меч под ковер, на котором сидел.

На следующий день Мутаваккил сказал визирю Фатху ибн Хакану:

– Найди мне кого-нибудь из пажей, известного своей силой и смелостью, я хочу доверить ему этот драгоценный меч – он будет стоять у меня за спиной во время дневных приемов.

Как раз в это время появился тюрк Бакхир.

– О повелитель правоверных, – сказал визирь, – вот идет Бакхир, доблестный и благородный воин, именно тот, который нужен тебе.

Тогда халиф подозвал Бакхира, вручил ему меч, объяснил ему его будущие обязанности и обещал ему удвоить жалованье и повысить в звании. И поистине, пути Господни неисповедимы, этот меч никогда не использовался, до того самого момента, когда Бакхир убил своего господина его же собственным оружием.

Я был свидетелем того, как Мутаваккил в последнюю ночь своей жизни совершил несколько странных поступков. Разговор среди придворных зашел на тему гордости. Говорили о великих и славных поступках государей. Шутки смолкли, все стали серьезны. Мутаваккил сказал, что высокомерие претит ему. Он внезапно повернулся в сторону Мекки и поклонился, коснувшись лбом земли. Потом он собрал пыль и посыпал себе на голову и бороду.