– Отлично!

– Когда ты хочешь ехать?

– Скоро. – Сильви не желала изводить себя сомнениями относительно того, стоит ехать или нет; чем скорее она покинет дом, тем лучше. – На этой неделе.

– Я подыщу надежного корабельщика, который доставит тебя в Монтеро. Помогу хотя бы в этом. А дальше уж сама. Прошу тебя, будь осторожна и сначала думай, а потом делай.

– Спасибо. – Девушка помешкала, потом решила, что невежливо будет уйти, не спросив Люка о его семье. – Как Жорж? Что-то я давно его не видела.

– О, с ним все хорошо. Будет управлять моей конторой в Руане.

– Он всегда был умным.

Люк криво усмехнулся.

– Сильви, я люблю своего сына, но тебе он и в подметки не годится.

Правда, сколь угодно приятная, изрядно смущала, поэтому Сильви предпочла свернуть разговор.

– Еще раз больше спасибо. Загляну к вам завтра, если удобно.

– Приходи утром во вторник. К тому времени, думаю, я найду для тебя судно.

Сильви отыскала взглядом мать, о чем-то беседовавшую с другими женщинами, и увлекла за собой. Ей не терпелось вернуться домой и заняться приготовлениями к поездке.

На обратном пути к рю де ла Серпан она зашла в дешевую суконную лавку и купила отрез грубой серой ткани, невзрачной на вид, но весьма прочной.

– Сошьешь мне монашеское платье, мама? – спросила Сильви.

– Конечно, милая. Но ты же знаешь, я шью немногим лучше твоего.

– Сойдет. Чем грубее выйдет, тем лучше. Главное, чтобы не развалилось.

– Попробую.

– Но сперва отрежь мне волосы. Не жалей, прошу тебя, чтобы осталось не больше ногтя.

– Ты станешь сущей уродиной.

– Вот именно. Этого я и хочу.

3

В Орлеане Пьер замыслил убийство.

Нет, сам он за нож браться не собирался, но искал руку, которая возьмется.

Именно для этого кардинал Шарль привез Пьера в Орлеан. Кардинал по-прежнему гневался на него за попытку избавиться от ребенка Одетты, но, как и рассчитывал Пьер, был вынужден и дальше привлекать Омана к своим делам, не располагая другим столь же доверенным исполнителем.

Сложись обстоятельства иначе, Пьер сам, пожалуй, вплотную приблизился бы к смертоубийству. Никогда прежде он не совершал этого непростительного греха, но бывал, бывал рядом, что уж скрывать; он убил бы младенца Алэна, приди ему в голову способ как-то переложить это преступление на кого-то еще. Также он был причастен ко множеству смертей, в том числе к расправе с печатником Жилем Пало, однако это все были казни, установленные по закону. Так или иначе, Пьер все ближе подходил к роковой черте.

Чтобы вернуть доверие кардинала Шарля, ему придется пересечь эту черту. Он надеялся услышать от отца Муано, что такова воля Божья. Если же нет, значит, душа Пьера проклята.

Намеченной жертвой был Антуан де Бурбон, король Наварры. Причем убийство являлось основным звеном заговора, призванного одновременно вывести из большой игры двух других убежденных и яростных противников де Гизов – младшего брата Антуана, принца Конде, и наиболее важного союзника Бурбонов Гаспара де Колиньи, адмирала Франции и самого неугомонного и деятельного члена семейства Монморанси.

Этих троих, Антуана, Луи Конде и Колиньи, хотя они редко появлялись где-либо вместе, опасаясь как раз такого вот заговора, удалось заманить в Орлеан: был пущен слух, что на заседании Генеральных Штатов предполагается обсудить свободу вероисповедания. Будучи вожаками сторонников терпимости, они не имели права пренебречь участием в этом заседании. Им пришлось рискнуть.

Орлеан располагался на северном берегу Луары. От моря этот город отделяло двести миль, но орлеанский речной порт заставлял вспомнить суету приморских городов: по реке туда и сюда сновали разномастные суда и лодки, в основном плоскодонки со складывающимися мачтами, способные преодолевать мели и проходить под мостами. В самом сердце города, через улицу от собора, высился недавно возведенный дворец Гроло, чей спесивый владелец Жак Гроло затеял строительство ради того, чтобы удостоиться чести принимать у себя короля и двор.

Какое красивое здание, думал Пьер, подходя ко дворцу ранним утром в день, назначенный для убийства. Красные кирпичи стен перемежались черными, и вокруг высоких окон, что тянулись рядами вдоль фасада, складывались причудливые узоры. К главному входу вели сразу две лестницы, причем изгибы пролетов одной словно отражались в изгибах другой, как в зеркале. Дворец, несмотря на некоторую необычность, выглядел солидно и достойно, и Пьеру это нравилось.

Он вошел внутрь – вместе с убийцей, Шарлем де Лувье.

В присутствии Лувье Пьер испытывал двойственные чувства. Тот хорошо одевался и был по-придворному галантен, однако в его манерах, в развороте плеч и во взгляде все же ощущалось нечто грубое и свирепое. Разумеется, убийц вокруг хватало, и Пьеру доводилось видеть казни таких людей на Гревской площади в Париже, но Лувье отличался от прочих. По происхождению он был дворянином, о чем говорила частица «де» в имени, и ему нравилось убивать людей собственного сословия. Это казалось странной, болезненной причудой, но все соглашались, что именно такому человеку следует поручить убийство Антуана: ведь негоже, чтобы принца крови прикончил какой-нибудь мужлан.

Внутри дворец Гроло поражал роскошью. Стенные панели будто искрились, многоцветные шпалеры еще не успели выцвести, а медь тяжелых канделябров пока ничуть не потускнела. Потолки всех помещений украшали фрески, притягивавшие взор буйством красок. Мсье Гроло, местный политик и коммерсант, явно хотел поведать всему миру о том, насколько он преуспел в делах.

Пьер провел Лувье в покои королевы и там попросил слугу сообщить о своем приходе Элисон Маккей.

Теперь, когда подруга ее детства Мария Стюарт стала королевой Франции, Элисон сделалась настоящей светской дамой. Пьеру случалось наблюдать, как эти две девушки, облаченные в немыслимо дорогие, сверкающие драгоценным камнями наряды, отвечают на глубокие поклоны знати небрежными кивками и снисходительными улыбками, и он часто думал о том, как быстро люди привыкают к своему высокому положению и всеобщему поклонению; вот чего он отчаянно стремился добиться для себя самого.

Разумеется, являться к первой фрейлине двора в столь ранний час вряд ли было хорошим тоном, но Пьер успел хорошо узнать Элисон с того самого дня, больше года назад, когда принес Марии весть о скорой и неизбежной смерти короля Генриха Второго. Будущее Элисон, как и его собственное, было неразрывно связано с фортуной семейства де Гизов. Девушка знала, что Пьер – посланник кардинала Шарля, и доверяла ему, а потому должна понять, что он не пришел бы без необходимости.

Несколько минут спустя слуга провел двух мужчин в маленькую приемную. Элисон сидела за круглым столом. Судя по всему, одевалась она в спешке, попросту набросила парчовую накидку поверх ночной рубашки. Темные волосы уложены наспех, голубые глаза еще подернуты поволокой сна – она выглядела очаровательно, обольстительно небрежно.