Относительное ослабление позиций веры дало возможность привлечь внимание мыслителей к самым разнообразным знаниям: науке, искусству, поэзии, риторике, магии, алхимии, астрологии, мифологии и т. п. Одним словом, ренессансная мысль стала «всеядной»: ничто не могло скрыться от ее взора.

Такая разнонаправленность, «разбросанность» ренессансного мышления предопределила многообразие его жанровых форм. В противовес) догматическому, комментаторскому средневековому жанру, Возрождение противопоставило жанры литературно-риторические, торжественные речи, построенные по правилам ораторского искусства, дружеские послания, философские поэмы, трактаты, эпистолярный жанр, диалоги.

Последние заслуживают особого внимания, так как они являются ха- , рактерным жанром философской и научной мысли Возрождения. (Вспомним хотя бы знаменитые диалоги Бруно и Галилея). И это не случайно. Ибо, как справедливо заметил исследователь новоевропейского мышления В. В. Лазарев, «в эклектическом нагромождении… в столкновении различных трактовок… отражается и продолжается собственная внутренняя " полемика ренессансного мыслителя. Мы пытаемся отыскать… в диалоге персонаж, представляющий авторскую точку зрения, а она совершенно неотделима от полемизирующих с нею точек зрения других участников диалога. Диалогичность и есть авторская точка зрения»7.

Диалогичность ренессансного мышления не позволяет мыслителю выстраивать свои воззрения в строгую рациональную систему, пронизанную каким-либо одним определяющим принципом, оно следует сразу нескольким, не ограничивает себя никакими жесткими рамками. А потому такими же подвижными, текучими, расплывчатыми, неопределенными оказываются и применяемые им категории, понятия, которые допускают противоположные, исключающие друг друга определения. Хорошим примером может служить Единое Дж. Бруно и Бог Н. Кузанскош, определяемые как «абсолютный максимум» и «абсолютный минимум» и их совпадение.

По сути, ренессансное мышление не знает ни одного абсолютного, самодостаточного, самостоятельного принципа и положения, кроме принципа «всё во всем», или «всё возможно». Такого рода синтез, сводящий воедино противоположности и примиряющий их, представляет собой своеобразный гносеологический анархизм, который может быть принят в качестве отправной точки ренессансного скептицизма и альтернативизма. Правда, в полной мере такой синтез мог быть осуществлен не в дискурсивной, логической форме (т. е. не в философии и науке), а в форме художественного мышления (т. е. в живописи, поэзии и других видах искусства). Только этим можно объяснить, почему, во-первых, наиболее адекватной формой существования истинной философии в эпоху Возрождения могло быть только искусство и, во-вторых, ученые того времени прибегали к поэтическим, художественным образам и сравнениям для выражения всеединства природного мира.

Как уже отмечалось, Возрождение возникает как своеобразный вызов Средневековью, бунт против него. В этом своем стремлении противопоставить себя ушедшей культуре и формировалось ренессансное сознание, которое, по сути, было «полемическим самосознанием» (Э. Гарэн). С самого начала своей истории ренессансный человек ясно ощутил, осознал рождение новой эпохи, а потому все его усилия были направлены на разрыв «со старым миром с целью утвердить иные формы воспитания и общения»[454]. Стремление выявить новизну собственного времени образует основной пафос Возрождения. Выдвигаемая в противовес консервативным средневековым ценностям ценность новизны доходит до культа оригинальности. Ренессансный человек стремился быть оригинальным во всем, за что бы он ни брался. Стремление всех превзойти, отличие от остальных — сознательно культивируемая черта личности Возрождения. Характерны в этом отношении биографии флорентийского гуманиста, художника и архитектора Леона Батиста Альберти (1404-1472) и гениального ренессансного скульптора, писателя и художника Бенвенуто Челлини (1500-1571). И тот, и другой стремились быть первыми во всем, превзойти всех[455].

В отличие от средневекового мастера, который принадлежал к своему цеху и который должен был достичь мастерства именно в своей сфере, ренессансный мастер, вынужденный сам отстаивать свою честь, видит свое принципиальное отличие во всесторонности своих умений и знаний. Примечательной в этом плане является личность великого Леонардо да Винчи (1452-1519), о котором хорошо сказал его современник Джорджо Вазари (1511-1574), флорентийский живописец и архитектор: «Таланта же в нем столько и талант этот был таков, что к каким бы трудностям его дух ни обращался, он разрешал их с легкостью… Поистине дивным и небесным был Леонардо, сын сера Пьеро из Винчи. Обладая широкими познаниями и владея основами наук, он добился бы великих преимуществ, не будь он столь переменчивым и непостоянным. В самом деле, он принимался за изучение многих предметов, но, приступив, затем бросал их. Так, в математике за те немногие месяцы, что он ею занимался, он сделал такие успехи, что постоянно выдвигая всякие сомнения и трудности перед тем учителем, у которого он обучался, он не раз ставил его в тупик. Некоторые усилия потратил он и на познание музыкальной науки, но вскоре решил научиться только игре на лире, и вот, как человек, от природы наделенный духом возвышенным и полным очарования, он божественно пел… Всё же, несмотря на столь различные его занятия, он никогда не бросал рисования и лепки, как вещей, больше всех других привлекавших его воображение»[456] [457]. И далее: «Куда бы он ни обращал свои помыслы, свой ум и свое дерзание, он в творениях своих проявлял столько божественности, что никогда никто не смог с ним сравняться в умении доводить всё до совершенства…»] 1

Инверсия средневековых ценностей наиболее полно проявилась прежде всего в системе образования. Прежняя схоластическая книжная ученость далека от насущных потребностей Возрождения. Она была подорвана изобретением Гутенбергом в середине XIV в. Книгопечатания. Оно оказалось провозвестником новых форм организации интеллектуальной жизни Ренессанса, возникших как оппозиция средневековым университетам.

Философские изыскания в эпоху Возрождения развертывались вне традиционных центров средневековой культурной жизни (университетов, монастырей), вначале в кружках интеллектуалов, любителей философии, истории, салонах, при дворцах государей, позже, начиная с XVI в., в академиях. Мыслители Ренессанса порывают с университетскими корпорациями, они не занимают какого-либо официального положения в социальной иерархии. Образованный человек — это никто с позиции этой иерархии, ибо он вне нее. Знание оценивается как личностное достояние мыслителя, достигаемое собственным поиском.