Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путь по долине р. Ингоды дал немного геологических наблюдений: отроги Яблонового хребта редко доходили до самой дороги, а обрывы террасы к руслу реки также оставались в стороне. Здесь нужно было бы ездить зигзагами от отрогов к руслу и обратно, чтобы видеть больше обнажений коренных пород. Но изучение самой долины реки не входило в мою задачу, и на четвертый день этого маршрута из Читы я повернул от ст. Ходакты на запад, вглубь хребта, по долине речки Улятуй восточного склона, поднялся вверх по ней на довольно высокий перевал и спустился на следующий по долине западного склона к р. Хилку у оз. Могзон. Это пересечение дало не много наблюдений: склоны обеих долин и перевал были пологие, покрытые лесом и бедные выходами коренных пород. Контраст между восточным и западным склонами Яблонового хребта был здесь не такой резкий, как на трассе железной дороги, так как долина р. Хилка у устья речки Хилы была врезана немного глубже, чем у Сокондо, и хребет при взгляде с запада не казался таким низким и плоским.
От оз. Могзон у устья речки Хилы я прошел еще два перехода знакомым уже путем вниз по долине р. Хилка и затем повернул на север вверх по долине речки Хуртей, чтобы сделать пересечение хребта Цаган-Хуртей по вьючной тропе, проложенной по долинам речек, текущих в обе стороны с перевала и носящих то же название Хуртей. Такое тождество названий речек, текущих в противоположные стороны, нередко встречается в Монголии, но там обычно добавляют к названию одной речки приставку «ара», а к другой – «убур», что значит «передний» и «задний». Обе долины речек Хуртей были достаточно широки, с болотистыми лужайками по дну среди леса и почти безлюдны. Северная речка вывела нас в широкую долину р. Худун, впадающей в р. Уду, но текущей довольно долго параллельно р. Хилку вдоль северного подножия хребта Цаган-Хуртей; перевал через хребет был довольно высокий, но не дал хорошего вида окрестности, закрытой соседними лесистыми вершинами.
Миновав р. Худун, мы перевалили через невысокий и плоский хребет без названия, отделяющий долину р. Худуна от долины параллельной ей речки Чесана, впадающей в первую дальше к западу. Это пересечение обнаружило только четвертичные отложения, покрывающие, по-видимому, весь этот кряж. В долине речки Чесана расположен буддийский монастырь, у которого мы повернули вниз по долине и вскоре выехали опять в долину р. Худуна и следовали по ней дальше. Эта долина, очень широкая, богатая лугами и, естественно, бурятскими улусами, продолжается на запад (вернее, на запад-юго-запад) и после того, как р. Худун уходит из нее на север и прорывает хребет Худунский, чтобы впасть в р. Уду, но орошена уже речкой Киченгой, впадающей слева в р. Худун. В долине Киченги я обнаружил большое развитие молодых вулканических излияний базальта и признаки железной руды.
В этой долине нам пришлось из-за дождя остановиться на ночлег в бурятской юрте. Она была деревянная, квадратной площади, с дверью, но без окна, которое заменяло отверстие в крыше для выхода дыма от костра, разводимого на земляном полу. На ночь в юрте нас оказалось восемь человек, включая хозяев, которые спали на нарах вдоль стен. Кроме этих нар мебель состояла из низенького столика, вокруг которого садились на пол; под нарами стояли сундуки. На этом столике и мне пришлось, сидя на полу, писать вечером свой дневник, так как мой походный столик имел только две ножки и прицеплялся к переднему столбику палатки. Моя стеариновая свеча возбудила большое внимание хозяев юрты, которые в этой уединенной долине не видели ничего подобного; они очень удивились, когда я сказал им, что из курдюков своих баранов они могли бы получать материал для освещения юрты.
Из долины р. Киченги мы повернули на юг вверх по долине ее правого притока, пересекли еще раз хребет Цаган-Хуртей по высокому перевалу и вышли в долину р. Хилка недалеко от улуса, где был оставлен мой тарантас. Здесь кончился сплошной маршрут на вьючных лошадях, и далее я поехал опять в тарантасе вдоль трассы железной дороги через Петровский завод и по долинам речек Кижи и Ильки; в этих долинах также обнаружились молодые базальты, а в долине р. Ильки уже строился завод для изготовления цемента, необходимого при постройке железной дороги, из белого архейского кристаллического известняка, выступавшего поблизости.
Из Верхнеудинска я сделал сначала экскурсию верхом для осмотра обнажений правого берега р. Селенги, по которому пролегала трасса железной дороги, до места, где предполагалась постройка моста через эту реку в узком месте ее прорыва через хребет Хамар-Дабан у Коноваловского утеса на левом берегу. Вернувшись в город, я проехал еще раз по почтовому тракту до ст. Мысовой, где уже начались работы в полувыемках косогора, вскрывавших гнейсы и кристаллические известняки архейской системы на берегу оз. Байкал. Из Мысовой, вспоминая свой проезд в Кяхту в 1892 г., во время которого я не мог вести геологические наблюдения, я проехал по кяхтинскому тракту до ст. Темникской и по р. Темник до Гусиного озера, чтобы осмотреть выходы угленосной свиты на его западном берегу и той же дорогой вернулся в Мысовую. Эта экскурсия дала мне сведения о строении хребта Хамар-Дабан на этом пересечении в дополнение к полученным на обоих берегах р. Селенги ниже Верхнеудинска, где река пересекает тот же хребет значительно восточнее, а также познакомила со строением хребта Хамбинского.
Вернувшись в сентябре в Иркутск, я занялся обработкой летних наблюдений первого года исследований в Селенгинской Даурии, которые показали, что имевшиеся ранее сведения о геологическом строении этой обширной области давали о нем очень слабое и часто ошибочное представление.
Мои сотрудники вернулись с работ в Восточном Забайкалье немного позже; их наблюдения также дали много нового. Наши предварительные отчеты были отправлены в Геологический комитет и напечатаны в выпуске отдельного издания «Геологические исследования и разведочные работы по линии Сибирской железной дороги», которое было уже начато комитетом по сооружению этой дороги. Общую характеристику Селенгинской Даурии по данным этих исследований, а также сведения о зимних работах в Иркутске я даю ниже – в последней главе этого периода путешествий по Сибири.
Зимой мы познакомились в Иркутске с Верхотуровым, владельцем паровой мельницы на р. Селенге выше г. Верхнеудинска; он пригласил мою семью приехать летом на его мельницу. Это давало возможность детям и жене провести лето на чистом воздухе, а мне – посещать их изредка, возвращаясь с поездок, которые на этот год предполагалось сосредоточить в западной части Даурии по нижнему течению рек Хилка и Чикоя. Вся трасса железной дороги на моем участке была осмотрена, состав пород в будущих скальных работах определен, насколько это было возможно без разведок, и сообщен управлению дороги. Для дополнения этих данных нужно было подождать год или два, пока работы строителей не вскроют крутые склоны на месте полувыемок. Поэтому это второе лето исследований можно было посвятить изучению района, наиболее отстоящего от линии железной дороги, а вместе с тем наиболее населенного, пересеченного колесными дорогами в разных направлениях и потому позволяющего скорее и лучше выяснить его строение, передвигаясь не верхом, а на колесах. Работая на верховых лошадях, я мог делать 20–30 верст в день, тогда как на колесах при меньшем утомлении можно было проезжать 40–50 верст, а имея в багаже седла, я мог делать в случае надобности и разъезды по тропам.