на плавку;

А тепер же вони

На одним плавку,

Та идять же вони

Дрибную ряску,

Та пьют же вони

З одной криници.

Де був Пархимко?

Де була Кулинка?

Пархимко у батенька,

Кулинка у свого,

А тепер же вони

За одним столом.

В одной песне изображается козак, который везет на возе девицу:

Козак ииде на конику,

Дивку везе на возику,

Поганяе коня та дрючиною,

Називае дивчину дружиною.

Он сопоставляется с селезнем, а девица — с уткою; последняя просит у селезня позволить ей покупаться, а селезень отвечает, что пустит ее, но в степи (там, где она не может в свое удовольствие воспользоваться свободою); так и козак обещает девицу, которую взял в девичьем венке, пустить под убором замужней женщины (или девушки, потерявшей невинность и потому обязанной покрывать волосы).

Селезень летить, утинку кличе,

А в его утинка та прохалася:

«Ой, пусти мене, мий селезеньку,

Та миж утята та покупатися». —

«Не тут тебе взяв и не тут пущу.

Узяв я тебе на синим мори,

Узяв я тебе в чистому поли.

Пущу я тебе та у виночку,

Пущу я тебе та у рубочку!»

В весенней игре селезень представляется молодцом, выбирающим себе девицу.

Ходить качур в гороховим винку;

Вибирай си, качурику, що найкрасчу дивку.

Утки, плавающие попарно, возбуждают тоску в одиноком молодце, по противоположности образа, видимого им, с его собственным положением.

Ой, зииду я на горбочок,

Та гляну я на ставочок:

Пливуть качки в два рядочки,

Одно другого впережае,

Кожна соби пару мае;

А я живу в Божий кари,

Не дав мини Господь пари.

Утка и селезень, подобно многим другим птицам, переносят вести:

Долив, долив, качурику, долив за водою,

Поклонись мому роду, що я сиротою.

Или:

Ой, пущу я утку по тихим Дунаю:

Пливи, пливи, утко, де родину маю.

Лебедь (по-малорусс. лебидка, лебидонька, множ. лебеди) также символ женский, и плавание лебедей сопоставляется с разными видами женской жизни. Девица выходит на гулянье и сравнивает себя с белою лебедью на Дунае.

Ой, вийду я на улицю, гуляю, гуляю,

Як билая лебидонька на тихим Дунаю.

Молодец говорит, чтобы девица привыкала к чужой стороне, и сопоставляет это привыкание с плаванием лебеди по течению воды.

Пливуть лебеди та по тихий води,

Тихо за водою;

Привикай, привикай, молода дивчино,

Помиж чужиною.

С плаванием лебеди против течения сравнивается грусть разлуки.

Ой, як лебидоньци плисти проти води тяжко,

Так мини, козаченько, жити без тебе важко.

Девица просит козака не обесславить ее и сопоставляет себя с лебедью, плавающею поперек пруда.

Ой, плавала лебидонька та поперек ставу;

Не вводь мене, козаченьку, в великую славу.

Двое лебедей, плавающих вместе, имеют символическое соотношение с любовью и вступлением в брак.

Два лебеди на води — обое биленьки;

Ой, будемо, сердце, в пари, бо ще молоденьки.

Двое лебедей, пьющих воду и потом разлетевшихся, — образ любовников, подобный тому, какой существует и относительно голубей.

Коло млину, коло броду,

Два лебеди пили воду,

Напившися полетили,

Крилечками стрепенули.

Про любощи спомянули.

Девица жалуется своему возлюбленному, что она уронила в воду свой венок из руты, и молодец отвечает, что у него есть пара лебедей — он пошлет их ловить венок; но лебеди не могли уже поймать венка.

Ой, не турбуйся, молода дивчина, о своей пригоди,

Маю ж бо я пару лебедив —

Попливуть проти води.

Лебеди пливуть — виночки потопають…

В свадебных песнях лебеди расплели навеки косу невесты.

Ой, сиди ли лебеди на води,

Та полетили на рики;

Роспустили русу косу на вики.

Отсе тоби, Марьечко, за тое,

Не плети кисоньку у двое!

Лебедь прилагается также и к замужней женщине.

Ой, плавала лебидонька за тихою водою:

Дала мати дочку замиж молодою.

С лебедями, которые, плавая, треплют крыльями, сопоставляет себя женщина, которая не может свыкнуться с чужою стороною.

Пливуть лебеди

Та по тихий води,

Крилечками треплють;

Чужа сторона,

В мене роду нема, —

Тут я не привикну.

Лебедь с лебедятами — образ матери, обремененной семейством.

Ой, на мори на синенькому

Пливе лебедь з лебедятами,

Из маленькими дитятами,

Ненько наша, лебидочко,

Погодуй нас хоч тришечки,

Погодуй нас хоч годочок,

Поки вбьемось у пушочок,

А з пушочка та в крилечки,

Стрепенемся, та й полинемо

В чистее поле живитися —

Тоди перестанем журитися.

Подобно другим птицам, и лебедь говорит то, что видит и знает — говорит правду, по песенному образу выражения. Это мы встречаем в одной песне, и странным способом: орел принуждает лебедь говорить правду; он бьет ее, и лебедь высказывает ему, что делается в городе Кистрине, где происходит битва московских людей с татарами. Реки протекают кровавые, мостят мосты головами солдатскими.

Ой, на мори на синенькому

Там плавала била лебидонька

З маленькими лебедятами.

Де ся взяв сизопирий орел,

Став лебидку бита й забивати,

Стала лебидка до его промовляти:

«Ой, ни бий мене, сизопирий орлоньку,

Скажу тоби всю щирую правдоньку:

Як у тим мисти у Кистрини

Та бьется орда уже три дни,

Бьется вона три дни й три години,

Розбилася вона на три половини;

Течуть рички та все кровавии,

Через ти рички мостять мости,

Мостять мости та все головками,

Головками та все московськими».

Подобный образ встречается в великорусской хороводной