павляний винок?» —

«Бодай здорова, кгречна панночко, —

Хоть и стричали, коли не знали:

А щож нам буде за переимец?» —

«Едному буде хустка шовкова,

Хустка шовкова з билои шии;

Другому буде золотий перстень,

Золотий перстень з билого палця;

Третому буде сама молода,

Сама молода та як ягода».

В иной колядке поется, что в Угорской земле нива заборонена павлиньим пером.

Угорська земля преч поерана,

Преч поерана и посияна,

Павяним перцем заволочена,

Ясними мечи обгороджена,

Обгороджена од злой тучи.

Образы эти, конечно, древни: павлиньи перья издавна были естественным украшением, вещью обычною в домашнем обиходе. Потому-то и козак, прощаясь с родными и желая сказать, что он никогда не возвратится домой, говорит, что когда павлинье перо потонет, тогда родные дождутся его.

Тоди я, нене, прииду до вас,

Як павине пирье на спид потоне,

А млиновий каминь на верх виплине.

Здесь павлинье перо приведено, конечно, как предмет, часто попадающийся на глаза. Должно думать, что павлинье перо в старину было девичьим украшением преимущественно в зимнее время, когда не было ни зелени, ни цветов на венки, и, может быть, оттого-то павлиньи перья играют роль в колядке, одной из самых распространенных песен исключительно зимнего времени. Затем оно стало символом убранства и довольства и в последнем смысле изображается нива, забороненная павлиньим пером.

Петух (по-малоросс. пивен, пивник, древн. кур. в зап. Малоросс. польское когут) и курица (по-малоросс. курка, курочка, курточка, квочка — наседка) не имеют определенного символического образа. В веснянках девица сопоставляет с кучею кур молодцов, собравшихся на улице, а своего милого, которого при ней нет, с петухом, и просит петушка дать ей взаймы крыльев, чтобы полететь и узнать, где ее чернобровый.

Вси курочки до купочки, пивень ходит ризно;

Уси хлопци на улици, а мий ходить пизно.

Курашечко, чубашечко, позич мини крилець,

Ой, полину, одвидаю, де мий чорнобривець.

В веснянках с наседкою сравнивается мать, а с цыплятами — молодцы, и последним придаются разные насмешливые признаки.

Ой, сидила квочка та коло килочка

Та вивела квочка четверо диток:

Иваська, Петруська, Василька, Миколку;

У того Иваська та кривии ноги,

У того Петруська кучерява голова,

У того Василька великий зуби,

У того Миколки билии руки.

Кривими ногами жар загрибати,

Кучерявою головою пич вимитати,

Великими зубами кориння глодати,

Билими руками листи писати.

Петух и курица в одной веселой песне изображают мужа и жену.

На улици пивничок громаде,

Ой, вин свою куриночку проваде:

«Иди, иди, куриночко, до дому.

Та не давай пирьячка ни кому». —

«Хиба ж би я, пивничку, без ума,

Щоб я свое пирьячко давала».

Иногда петух — вестник несчастия: его пение извещает мать о смерти сына.

Злетив пивень на ворота,

Каже: «Кукурику!

Не сподивайсь свого сина,

Матинко, до вику».

Женщина жалуется, что петух разбудил ее, и проклинает его.

Бодай той когут зпидив,

Що мене рано збудив!

Оборот этот тем замечателен, что он древний: подобный есть в великорусских песнях.

В галицких песнях есть легендарное предание о том, что когда русский Бог воскрес, то его увидала первая жидовская девочка и сказала своему отцу; но старый жид отвечал ей, что если б она не была его дочь, он бы за такие слова приказал бросить ее в Дунай; пусть жареный петух, что лежит перед ним на тарелке, полетит, тогда он поверит, что русский Бог восстал из мертвых. Вдруг петух полетел, и жид остолбенел.

«…Ой, дивчя, дивчя жидивчя,

Ой, кобись то так не моя дитина,

Я казав би тя в Дунай кинути,

Втоди руський Бог из мертвих устав,

Коли тот каплун перед мя злетить,

Перед мя злетить, красно запие».

Есть перед жидом тарель точений,

Тарель точений, каплун печений;

А каплун злетив, та й на облок сив,

Красненько запив, а жид остовнив.

Галка отчасти женский символ. Сокол представляется молодцом ей под пару.

«Чорна галочка невеличечка,

На що сокола перемовила?» —

«Ой, не я его перемовила:

Перемовило пирья чорнее». —

«Ой, дивчинонько молоденькая,

На що Грицика перемовила?» —

«Перемовило личко билее,

Личко билее, слово вирнее».

Предостерегают галку, чтоб она не летала в вишневый сад: там сокол караулит ее, сидя на яворе; пусть девица не ходит рано за водою: там стережет ее козак.

Чорная галочко, не лети в вишневий сад:

Стереже тебе сокил, на явороньку сидгочи.

Молода дивчино, не иди рано по воду:

Стереже тебе козаченько, на конику сидючи,

На тебе пильно поглядаючи.

Эта песня как будто изображает древнее умыканье девиц у воды. В свадебных песнях, как мы уже указывали, говоря о кукушке, галки означают свадебных дружек. Нередко и одиночно девица сравнивается с галкою.

Чорна галочка невеличка по дороженьци скаче;

Дурна дивча неразумная за козаченьком плаче.

Но галка не исключительно изображает только женский пол; есть песня, в которой галки сопоставляются с козаками.

Ой, галочки, чорнопирочки, круту гору вкрили,

Пишли наши козаченьки, жалю наробили.

Ой, галочки, чорнопирочки, пиднимитесь у гору;

Молоденький козаченьки, вернитесь до дому.

«Ой, ради б ми пиднятися — туман налягае;

Ой, ради б ми вернутися — отаман не пускае».

В одной сиротской песне одинокий молодец в чужой стороне как бы сопоставляет сам себя с галкою, которая сидит на сосне, качаемой ветром.

Вилитала галка з зеленого гайка,

Сила-пала галка на зелений сосни,

На тоненький гильци, на самий вершинци.

«Не хитайся сосно, мини жити тошно!

Не ламайся, гилко, мини жити тошно!

Гирко сиротини жити на чужини!»

Галка — вестница. Она кличет новобрачную на посад, напоминая ей, что уже наступило время.