Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ты же понимаешь, что это значит? Дело не в них.
Ра-Ил содрал с головы золотую маску, небрежно отбросил ее в сторону.
— Да. Дело во мне. Они не могут принять мою силу, потому что ее у меня нет. Я надеялся, время излечит… Но, видимо, ждать бесполезно…
— Бесполезно убивать новообращенных, мстя им за свою беспомощность. Сколько еще веков ты будешь сидеть в этом зале, упиваясь воспоминаниями прошлого?! — жестко спросил Вольфгер. В его светлых чуть косящих глазах загорелся зеленый магический огонь, но он тут же притушил его и произнес мягко: — Если не возражаешь, я заберу тела. Мне, в отличие от тебя, они пригодятся.
Повернулся и неторопливо пошел прочь. Остановился у подножия лестницы и бросил небрежно:
— Ты больше не лугат. Смирись с этим.
Ра-Ил с ненавистью взглянул на его высокую фигуру, медленно, с величием живого бога-фараона, поднимающуюся по лестнице.
Кадаверциан был прав. И осознание этого вызывало еще большую ярость.
Девушка у его ног открыла затуманенные глаза и глубоко, с дрожью, вздохнула. Эта была последней.
Жрец поднял руку и снова взрезал свое запястье, произнося про себя слова обряда посвящения…
Рамон тряхнул головой, прогоняя видение. Провел обеими руками по лицу. Улыбнулся Дине, напряженно наблюдающей за ним:
— Воспоминания.
— Я поняла, — отозвалась она, но тактично не стала спрашивать, что именно он вспомнил.
На полу, точно в том месте, где возникала вершина пирамиды, тускло светился алтарь. Золотой круг, образованный тонкими золотыми дорожками, тянущимися в центр, к выемке в форме человеческого тела.
Вьесчи крепко сжал кулак, чувствуя, как начинает покалывать пальцы сила, разбуженная телепатом-даханаваром. В воздухе запахло озоном.
А потом снова вспомнилась мертвая жертва, залитая кровью, но негоциант усилием воли прогнал видение.
— С тобой так не будет, — уверенно сказал он, глядя на Дину, присевшую на корточки возле круга.
— Не будет что? — спросила воспитанница, поднимая взгляд от золотых дорожек.
Рамон не ответил. Его все сильнее охватывало лихорадочное возбуждение.
Предвкушение…
— Сними все лишнее, ложись сюда и не бойся.
Девушка послушно разулась, стянула курточку, расстегнула длинные бусы из разноцветного стекла и бросила поверх одежды. Оставшись в тонкой кофточке и юбке, она, помедлив, осторожно опустилась на алтарь, поеживаясь от холода металла.
— Не бойся, — повторил Рамон.
Лицо Дины было спокойно, она смотрела на патрона с любопытством, полностью доверяя ему. А он подумал, была бы воспитанница так же невозмутима, если бы знала о десятках молодых людей, загубленных им в злобном отчаянии.
Негоциант вынул из кармана брюк перочинный нож, опустился на колени рядом с Диной, бережно взял ее левую руку, перевернул вверх запястьем и быстрым движением надрезал вену. Девушка вздрогнула от боли, инстинктивно дернулась, но Рамон держал ее крепко. Тяжелые красные капли закапали на золотую дорожку и, сливаясь друг с другом, побежали тонким живым ручейком. Быстро заполняя желобки, прорезанные в золоте, вычерчивали запутанный узор.
В глазах Дины мелькнул страх. Вместе с кровью из нее уходили и силы, но негоциант не собирался отпускать ее. С терпеливым вниманием естествоиспытателя он смотрел на девушку, замечал, как белеют ее губы и сереют щеки.
Наверное, на его лице отразилась тень прежнего безумия, с каким он пытался передать людям часть своей несуществующей силы, потому что девушка отчаянно рванулась, желая выбраться из алтаря. Вьесчи толкнул ее обратно и крепко прижал руку, из которой теперь лился непрерывный красный ручеек, к золотому основанию круга.
— Нет! — вскрикнула она, пытаясь освободиться. — Рамон, не надо!
Он почти не обратил внимания на то, что она назвала его по имени, хотя это было впервые.
Кадаверциан привыкли работать со смертью, едва ли не умирать сами в своих немыслимых магических действах, нахтцеррет равнодушно относились к убийству, вриколакос не знали страха перед физической гибелью, асиман ставили над ней эксперименты, фэриартос умели видеть в ней своеобразную красоту. Вьесчи не знали ничего из этого. Поэтому страх перед смертью ослепил ученицу негоцианта, и несколько минут перед тем, как потерять сознание, она отчаянно боролась за свою жизнь. А потом затихла, покорно вытянувшись на каменном ложе, окруженная тонким красным орнаментом, вытекшим из ее вен.
Рамон погладил Дину по спутанным русым волосам и закатал рукав своей рубашки. Теперь его кровь с растворенной в ней древней магией полилась на желтый металл, смешалась с кровью воспитанницы. Багровая жидкость, ставшая похожей на подвижную ртуть, быстро устремилась в обратную сторону — к руке девушки, и через порез стала втекать обратно, неся с собой новую силу.
Негоциант помнил свои эксперименты с магией других кланов. Все вьесчи, которым он пытался дать ее, погибали. Но сейчас все должно быть по-другому.
«В ней должна быть сила Лугата, хотя бы далекий отголосок, тень, эхо», — думал он. Чем быстрее пустели желобки, наполненные их смешанной кровью, тем ярче розовели губы Дины, чаще билась жилка на ее обнаженной шее, и сильнее бурлила в Рамоне прежняя сила…
В какой-то миг ему показалось, что ученица перестала дышать, но спустя мгновение она с хрипом вдохнула воздух и закашлялась. Резко села, с недоумением глядя, как последние красные капли впитываются в ее руку, и закрывается порез. Потом огляделась по сторонам, будто впервые видя зал, задержала взгляд широко распахнутых глаз на Рамоне, сидящем рядом.
— Как ты себя чувствуешь?
— Мне показалось, ты хочешь меня убить. — Она взглянула на запястье, на котором не осталось даже следа пореза, потерла кожу.
— Я и убил тебя, — усмехнулся Рамон.
Воспитанница нахмурилась. И сейчас же воздух вокруг ее головы задрожал, запахло озоном, послышался сухой треск электрического разряда, и девушка вскрикнула, обожженная собственной магией.
Негоциант рассмеялся, глядя на ее изумленное лицо, и сказал, не сдерживая торжества и удовлетворения:
— Дина Лугат.
Он помог ей подняться, крепко обнял и прижал к себе, чувствуя ответное объятие. Девушка уже простила ему пережитые боль и страх.
— Почему я? — спросила она, прижимаясь лицом к его груди. — Ты мог обратить любого.
— Потому что я уже привык к тебе, — ответил он полушутливо-полусерьезно.
Снова подумал о том, что будет делать с остальными вьесчи, лишенными магии, но не бесполезными, и решил оставить все как есть. Не имело смысла разрушать дело, на создание которого потрачено немало сотен лет.
Самым главным сейчас становилось завершение триады. Иначе сила, пробужденная Даханаваром и усиленная древним храмом, не получит достойного применения.