— Теперь я могу идти? — холодно осведомился Таррэн. — В таком случае прощайте. Малыш, слезай. Нам пора домой.

Царственный эльф обреченно взглянул на несбывшуюся последнюю надежду своего вымирающего народа и на мгновение застыл. Они оба застыли — отец и сын. Глаза в глаза, на расстоянии вытянутой руки. Один — пораженный в самое сердце безжалостными словами, а второй — полностью уверенный в своей правоте, буквально лучащийся внутренней силой и даже сейчас считающий, что поступил исключительно правильно.

Таррэн не заметил, как у него снова вспыхнули огнем глаза, как загорелись ладони, доказывая присутствующим, что сила Изиара его не покинула. В мгновение она окутала хозяина бешено ревущим пламенем, заставив темных поспешно отступить. Взвилась под самые небеса. Свирепо завыла… и моментально угасла, стоило Белке взять Таррэна за руку и пытливо заглянуть в горящие глаза.

— Все хорошо? — тихо спросила она.

Эльф, придя в себя, неохотно кивнул.

— Я хочу домой, взглянуть наконец, что творится за границей. Кошек наших повидать и вообще… я слишком многого не успел сделать в этой жизни.

— Сейчас, только малышей захватим и пойдем.

— Разве Карраш не один? — непонимающе моргнул эльф, и тогда Белка, вытянув губы в трубочку, негромко свистнула. После чего неслышно подошла к темному владыке и посмотрела ему прямо в глаза.

— Что? Трудно жить, когда не осталось даже надежды? — Эльф дрогнул, когда его от макушки до пяток пронзила невидимая молния. А Белка прищурилась и, почувствовав, что остроухий внимательно слушает, так же тихо продолжила. Ровным, почти мертвым голосом, от которого мурашки побежали по коже даже у самых стойких. — Скажи мне, эльф, каково это — знать, что вырастил чудовище? Молчишь? Что ж, правильно молчишь. А знаешь ли ты, что творил твой сын последние два века своей жизни? Знаешь, сколько девчонок он убил, пока пытался доказать тебе, что достоин быть первым? Сколько боли он причинил ради этого? И сколько лет искал спасение для твоего вымирающего народа?

Владыка Л’аэртэ удивленно моргнул.

— Я вижу, не понимаешь… — покачала головой Гончая. — Таррэн, отдай ему перстень.

— Он у тебя, — напомнил эльф.

— Да не твой, а тот, который я разбила! Надеюсь, ты не оставил его в Проклятом лесу?

Темный владыка вздрогнул.

Девчонка?! Этот наглый сорванец и по совместительству Страж на самом деле — девчонка?!

Белка холодно улыбнулась, мигом заставив владыку поверить, что не зря носит звание Гончей. Она быстро шагнула вперед, вложила в повлажневшую ладонь правителя до боли знакомое колечко и так же быстро отступила. А он молча взвыл, признав потускневшего от времени дракона, безжалостно изуродованный камень в оскаленной пасти, погасшие глаза, и тихо застонал.

— Талларен!

После чего судорожно сжал пальцы и мысленно воззвал к своей силе, намереваясь наконец-то узнать, где, как и почему погиб его старший сын. Отчего двадцать лет назад его ветка на родовом ясене засохла и скорчилась, как от страшного пожара.

И перстень послушно ответил.

Темный владыка внезапно увидел все. То, что случилось в священной роще два века назад, и все, что произошло потом. Увидел длинную вереницу искаженных болью лиц — молодых и не очень, совсем юных и тех, кто уже успел познать радость материнства, светлых, темных, рыжеволосых и исключительно красивых. Удивительно привлекательных для смертных, которых его сын всегда выбирал особенно тщательно.

Он познал вкус чужого нетерпения и одержимость, что была свойственна его старшему сыну. Осознал причину его тайного ухода из Темного леса. Затем увидел подвал, истерзанные детские тела на грубо сколоченных столах, щедрые потеки крови на полу и на стенах. С содроганием услышал детский крик и все то, о чем горящий жаждой отмщения эльф говорил в те неимоверно долгие сутки. Он с ужасом смотрел в мертвые глаза белокурой малышки, на теле которой не осталось живого места. С еще большим ужасом увидел вторую, что еще сопротивлялась. На мгновение прочувствовал ее боль, отчаяние и неистовое желание вырваться, выбраться. Даже умереть палачу назло, чтобы хоть так испортить его далеко идущие планы, в которых была и долгая жизнь, и удовольствие, и открытая настежь дорога к трону, которого он, кстати, тоже устал ждать…

В воспаленном сознании владыки молнией промелькнула догадка о собственной неприглядной участи, а потом он услышал голос сломавшего оковы ребенка, отвратительный хруст разбитого перстня и громкий, полный ярости вой, после которого все вокруг затопил «Огонь жизни». Их общий «Огонь», без которого существование этой измененной девочки было бы невозможно. Все поглотили бездонная чернота и холод смерти. А еще — боль. Неугасимая, поистине безумная боль, которую испытал в последние минуты жизни его умирающий сын. Боль заслуженная. Боль, от которой можно сойти с ума даже сейчас. Вся она обрушилась на пошатнувшегося от слабости эльфа. И вся она отразилась в его почерневших глазах, вызвав у Белки удовлетворенную усмешку, а у хранителей — полный ужаса стон.

— Твой сын двести лет рыскал по свету, отыскивая подходящих девушек, — ровно сообщила Белка, едва владыка Л’аэртэ справился с эмоциями. — Три с половиной сотни из них он безжалостно убил, предварительно замучив и вырезав на их телах любимые вами руны. Он ненавидел нас. Презирал. Он делал все, что считал нужным, — резал, колол, жег и читал заклинания, собираясь сотворить того, кто мог бы вернуть вам надежду. Не скажу, что у него хорошо получилось. И не думаю, что остальным надо знать подробности, но я хочу, чтобы вы, темные, навсегда запомнили: если кто-нибудь из вас посмеет вернуться к тем кругам… если хоть одна девчонка снова попадет на ваши алтари, о которых не знает никто, кроме хранителей и тебя, проклятый владыка… если я только узнаю, что это повторилось, будьте уверены: я приду в ваш лес. Приду не одна и сделаю все, чтобы на Лиаре не осталось никого из тех, кто считает нас подопытным материалом. Даю слово Стража и вожака Гончих. Ты меня слышишь, эльф?

Темный владыка, будто в забытьи, медленно кивнул.

Вот теперь он понимал, как и за что погиб его сын. Знал, что Талларен все же сумел исполнить задуманное и создал нечто новое, непонятное. То, чего не должно было существовать. Но в то же время он дал своему народу надежду, потому что стоящая напротив женщина была той, у кого хватило бы сил стать настоящей парой любому представителю его рода. При этом он также знал, что она может исполнить свою угрозу. Чувствовал, какой страшной силой наделил ее неразумный сын. Ощущал, что тоже начал поддаваться ее очарованию, и, к собственному стыду, оказался совершенно беззащитен перед маленькой женщиной.

И, что самое ужасное, она тоже об этом знала. А зная, была готова пустить в ход свою чудовищную магию, чтобы больше никто и никогда не совершил злодеяний Талларена илле Л’аэртэ. И чтобы ни один эльф не смел даже задумываться над тем, чтобы повторить начатое им изменение.

Белка удовлетворенно кивнула и отступила на шаг, а потом повысила голос, чтобы теперь ее могли слышать все остальные: