После триумфального первого эксперимента Дэвиду уже не составляло никакого труда раз за разом приближаться к идущей женщине и, будто бы случайно столкнувшись с ней в гуще тел, незаметно приклеивать прозрачную наклейку к обнажённой части её тела. Дэвид чаще всего выбирал спину, где женщина не могла увидеть наклейки или заднюю сторону предплечья, ближе к локтю. Затем следовали критические пять секунд, которые требовались, чтобы Тотал заработал. Первым симптомом его включения было затуманивание взора, а затем замедление движений женщины и озирание в поисках хозяина. В этот момент Дэвид произносил команду: «Ко мне!» У женщины образовывалась фиксация на его голос, облик и запах, и она становилась его рабой, причём из тех, что не устраивают восстаний. Дэвид становился для женщины воплощением желанной власти. Она не видела в нём старика, она взирала на своего повелителя, и на него выплёскивалось высвобожденное сексуальное желание женщины, лишённой всякого стыда или каких-либо моральных ограничений.

Несмотря на бесплатность женщин, всё-таки требовались некоторые заботы и расходы, из которых самым большим являлись домашние наборы по тестированию на СПИД и венерические заболевания. Сначала Дэвид удовлетворялся внешним осмотром женщины и задаванием вопросов, на которые они давали абсолютно честные ответы, принимая во внимание противоестественное состояние, в котором те пребывали. Дэвид спрашивал, имеются ли у них выделения, болели ли они какой-либо венерической болезнью, когда они последний раз совокуплялись и с кем. Но однажды эти вопросы не помогли, и через два дня он почувствовал жжение при мочеиспускании. К счастью, это произошло в то время, когда Джой уезжала навестить семью сына и её он не заразил, но зато успел заразить другую «тоталовую» женщину. Дэвид вылечился за день, но совесть мучила его, когда он думал о той заражённой им, которая, в свою очередь, заражает своих партнёров и какой скандал может из этого вырасти и повлиять на их жизнь. С тех пор Дэвид дал себе зарок делать анализ всем женщинам, прежде чем погружать в них свой член – использовать презервативы он не желал, так как с ними вся суть соития с женщиной, которая состоит не только в трении, но и в обмене выделениями и жидкостями, становилась для него бессмысленной. Поэтому, если несмотря на заверения женщин, тест показывал какую-либо болезнь, то он находил успокоение у женщины во рту или в её заду, а они, как правило, не затрагивались инфекцией, которая поселялась во влагалище. К сожалению, тест занимал полчаса, что отнимало драгоценное время от трёхчасового периода свободной любви.

Дэвид решил, что будет по справедливости изымать половину стоимости анализа у женщины, поскольку наслаждение, которое она получала от него, стоило того. Если у женщины оказывались при себе наличные, они беспрекословно выдавали соответствующую сумму по приказу Дэвида.

Все женщины, согласно своим высвобождённым инстинктам, жадно высасывали семя Дэвида до последней капли. Он подумал, что было бы также справедливо, чтобы женщина платила мужчине за сперму, которая, во-первых, оплодотворяет её, во-вторых, даёт необходимые гормоны и химикалии её организму, а в-третьих, предоставляет наслаждение от её ощущения во рту, от глотания и пребывания в теле. Так женщины должны бы платить за каждый мужской оргазм. По количеству извергнутой спермы.

Дэвид заботился и о том, чтобы его женщины не беременели от него. Если они не были на противозачаточных средствах, Дэвид использовал для семяизвержения их зад и рот.

Прекрасно осознавая свою власть, Дэвид мог бы легко поддаться соблазну ею злоупотребить: брать несовершеннолетних девочек, охотиться на кинозвёзд и знаменитых моделей или двинуться в гомосексуальном направлении. Он мог брать женщин и мужчин парами, устраивать оргии. Дэвид мог также выйти за пределы секса и заняться ограблениями, осуществляя их чужими руками. Возможности обогащения и секса были неограниченные. Попади эта власть в руки Дэвида во времена его юности, он бы не стал пренебрегать ни одной возможностью, что неминуемо привело бы его к разоблачению и краху. Старость же дала ему пресловутую мудрость.

Дэвид любил считать себя философом, то есть буквально человеком, любящим мудрствовать, и в связи с его неограниченной властью ему предоставилась возможность поразмышлять о феномене свободы, над чем он не раз задумывался в течение жизни.

Дэвид пришёл к популярному выводу, что больше всего мы боимся своих: тайных желаний, предчувствуя, что их никогда не удастся исполнить. Признаться в своих желаниях – это первый шаг к свободе, а сама свобода, что бы ни говорили философы разных мастей, это не что иное, как способность выполнить любое своё желание, тогда же как счастье – это когда желания не иссякают от их удовлетворения. Вопрос в том, размышлял Дэвид, каким образом воспользоваться этой свободой. Например, есть возможность беспрепятственно убить соперника с полной уверенностью, что убийство не будет раскрыто. Воспользуешься ли ты этой свободой? У Дэвида имелась свобода вызвать к себе похоть у любой женщины, но он пользовался этой свободой лишь частично.

По сути дела, неудовлетворённое желание – это точка А, а удовлетворённое – точка Б. Здоровый инстинкт хочет провести прямую, двигаясь по кратчайшему пути к удовлетворению. Видишь женщину – берёшь.

Культура же – это умышленное усложнение, возведение препятствий для удовлетворения желания, поход в Крым через Нарым, чесание левой рукой правого уха, зигзаги, уход в сторону, и потому точки Л и Б соединяются (если соединяются) не прямой, а сложной кривой, и чем она длиннее, тем более «цивилизованно» общество. Пример тому – необходимость разнообразного расшаркивания перед женщиной, чтобы она располовинила свой русалочий хвост сжатых ног для мужчины, который жаждет излить в неё свою душу.

Дэвид каждый день воздавал хвалу Всевышнему, что ему позволено срезать все углы и кривые и всегда находиться на финишной прямой.

Он полагал, что процесс удовлетворения желания есть манифестация свободы. Но свобода без чувства самосохранения – это самоубийство. Поэтому для выживания в свободе необходима мера. Она удерживает тебя от выполнения всех своих: желаний и позволяет выполнять только некоторые, не наносящие вреда жизни, своей собственной и чужой. Поэтому свобода может длиться только вместе с мерой, иначе она уничтожает сама себя, убивая её носителя.

Дэвид твёрдо решил для себя (чем весьма тешил свою гордыню), что зарываться, терять контроль он себе не позволит. Хотя это решение также было связано с осознанием чисто технических сложностей, ограничивающих его свободу. Например, сложность приближения к кинозвёздам, окружённым телохранителями и стенами особняков. Ещё существовала опасность при наклейке Тотала оказаться заснятым на следящую камеру, которые были установлены на улицах и в общественных местах, и тем вызвать подозрения у охранителей общественного порядка. Не будь этих технических ограничений, неизвестно, как бы удерживало Дэвида его «чувство мер», и у него хватало ума посмеиваться над своими философскими выводами, зная, что поистине ничем не ограниченная власть могла бы заставить его поступиться своими благородными намерениями.

Приходилось осторожничать – Дэвид старательно выбирал своих партнёрш, прежде чем к ним приближаться, убеждаясь, что они действительно одни, и свою кисть в момент наклеивания Тотала он скрывал под специально сшитой рубашкой из обильной лёгкой ткани.