У каждого короля свой отдельный секретарь. Если сменяется поколение королей, то меняется и секретарь для каждого из них. Поэтому неудивительно, что Аркан пытался всеми силами оставить Генриха у трона, плетя за его спиной интриги и взаимодействуя с королем Пэспелы.

— Итак, последний вопрос. В чем именно заключался ваш план с Розалиной?

— Что?..

— Я спрашиваю, для чего именно вы планировали воспользоваться принцессой Розалиной?

Джуд замолчала. Этот план готовился в течении нескольких лет, и служанка прекрасно знала, что сам король Пэспелы лично наблюдает за результатами ее работы. Если она расскажет Людвигу правду, то даже умерев, Аввронзий достанет ее из могилы, а потом отправит в необетованную землю ее и ее семью, расплачиваться за совершенные грехи.

— Ваше Величество, я просто следовала указаниям. Умоляю, сжальтесь! — Джуд не могла рассказать правды и попыталась давить на жалость и прощение, чтобы вызвать сочувствие.

Горькие слезы начали течь по ее лицу, пока она с печалью смотрела в холодные глаза Людвига, не дрогнувшие под ее искренним раскаянием. Юный король посмотрел на палача и тот, смекнув, тут же надел перчатки и маску, подходя к первому горшку с каллам. Взяв лопаткой вонючие отходы, он подошел к стальному конусу и начал грубо пихать их в влагалище женщины.

— Нет! Пожалуйста, остановите это!

Чувствуя в себе мягкое мерзкое наполнение, Джуд, окончательно обезумев, начала метаться из стороны в сторону, пытаясь хоть как-то помешать совершению столь грязной процедуры. Однако это оказалось лишь началом ада. После того, как палач разобрался с первым горшком, он сразу подошел к коробке и открыл ее, явив свету огромных гадких тараканов. Без промедления, палач поднес насекомых к конусу и те, следуя за запахом, неуверенно вошли в стальной предмет.

Отвращение Джуд просто невозможно описать словами. Чувствуя внутри своего тела маленький топот этих мерзких созданий, она молила Бога, чтобы тот наконец просто убил ее и прекратил эти страдания.

Подойдя к третьему горшку, палач взял фаршированное нечто и тут же размазал его по лицу Джуд, после заставив ее открыть рот и проглотить все то месиво, что совсем недавно держал в руках. Женщина не выдержала и ее начало тошнить, но палач успел закрыть ей рот, заставив проглотить подступающую блевотину. На языке Джуд все еще ощущался привкус тухлого мяса с запёкшейся кровью, а также кислинка из подступающих блевотных порывов.

— Теперь ты готова говорить? Палач даже не начал использовать настоящие орудия пыток, а ты еле как выдерживаешь все это.

Людвиг уже не мог выносить смрада комнаты, поэтому пытался как можно скорее развязать язык Джуд, чтобы та наконец прекратила себя мучить и послушно рассказала ему то, что он желает услышать. Вся эта пытка планировалась лишь для того, чтобы вызвать у нее страх и отвращение, пока что самых болезненных опасных орудий она на себе еще не испытывала. К тому же Людвиг видел, как тяжело Лилит находится в этой комнате и смотреть на все происходящее, он хотел, наконец, закончить всю эту историю и позволить сестре уйти с оставленным позади нее грузом прошлого.

— Расскажу, — сипло прошептала Джуд, едва сдерживая проклятья, — король Пэспелы приказал воспитать Розалину наивной и зависимой от других дурочкой, чтобы после коронации женить ее на своем втором сыне. Это все, что я знаю, пожалуйста, поверьте!

Громкие хныканья и рыдания заполнили тихое пространство. Людвиг, понимая, что большего не услышит, встал и посмотрел на палача. Он легким движением провел по горлу, молча приказывая убить шумную служанку, на что палач лишь кротко поклонился, провожая взглядом невысокую фигуру.

Лилит и Габриэль сразу встали вслед за Людвигом и вышли из стального зала с крайним отвращением на лице.

— Черт, после всего этого я должна помыться. — пожаловалась Лилит, однако сцена с Джуд все еще преследовала ее, заставляя интуитивно содрогаться и проверять свои одеяния на наличие насекомых.

— Не только ты, вообще все. Даже если мы вышли, запах всего того… в общем мы плохо пахнем, — буркнул Людвиг, пытаясь дышать исключительно ртом.

— Тогда я с Габриэлем тебя покину, нам предстоит поход в еще одно местечко.

— Держи, как только дойдешь до усыпальницы, используй эти ключи.

— Как ты понял, что я иду навещать Генриха?

— Ты моя сестра, я знаю тебя, как облупленную.

После слов Людвига, Лилит весело расхохоталась, вытирая выступившие слезы с уголков глаз. Она взяла ключи, продолжая нежно улыбаться своему брату.

— Убери это глупое выражение лица, меня от него бросает в дрожь. — саркастично протараторил Людвиг, быстро убегая, скрываясь с глаз застывшей от гнева сестры.

— Серьезно, нужно же ему испортить такой момент, — не смотря на замечание, она улыбалась редкой счастливой улыбкой. — Идем? — спросила Лилит уже у Габриэля.

— Идем.

* * *

После того, как Лилит и Габриэль заново привели себя в порядок, умывшись и одевшись в чистые белые одежды, они направились в королевскую усыпальницу, молча обдумывая разные воспоминания, связанные мертвецом.

Стоя перед высокой золотой дверью, девушка в спешке потянулась за ключами, открывая тяжелый с виду замок. Легко поддавшись манипуляциям, дверь открылась, представляя шикарный вид на роскошные апартаменты, чем-то напоминающие гротескный зал из церкви Кориандра. Лилит осторожно подошла к телу Генриха, обводя взглядом впалое лицо, утратившее былую красоту и румяность, и не могла не улыбнуться. Однако эта улыбка не от радости, а от печали, что скрывала за собой вину и душевную боль. Девушке даже сейчас тяжело представить, что чувствовал Генрих в тот миг перед смертью, когда его предал самый верный «пес», которого он держал на коротком поводке. Она понимала, что тот своими собственническими чувствами сам создал трагедию своей жизни, даже если его любовь искренна, та одержимость Клаудией еще до ее смерти уже выходила за рамки разумного. Если бы Генрих просто смог отпустить те чувства пылкой страсти, он никогда бы не страдал так, как в те десять лет одинокой жизни, когда корил себя в смерти двух своих женщин: невинной возлюбленной и волевой жены.

Но Лилит также не пыталась оправдать и свои поступки. Она зациклилась на мести из-за собственной матери и утратила большую часть своей воли, когда дело коснулось ее. Если бы она смогла раньше осознать все безумие Клаудии, может тогда Генрих остался бы жив и счастливо бы проводил время с Розалиной даже после восстания.

Но это «если» теперь никогда не сбудется и думать об этом сейчас слишком поздно. Лучшее время для изменений упущено по наивной глупости Лилит.

Девушка провела рукой над лицом Генриха, благословляя на добрый путь на остров Богов. Это единственное,