– Да куда ей! Какая из нее амазонка, всюду делают поблажки. Скопасис лук отпустил, чтобы тетиву надеть смогла, Залина полотенце делает…

Лейлу поразили слова об отпущенной тетиве, она схватила свой лук. Так и есть, Скопасис действительно слегка отпустил тетиву! Как же она этого раньше не заметила?! Значит, и все ее успехи – это поблажки?!

В отчаянии Лейла бросилась на берег. Убежав подальше от стана, она повалилась лицом вниз на траву и зарыдала. Ей никогда не стать амазонкой! Никогда! Никогда не научиться натягивать тугую тетиву на налучье, отрубать головы поверженным врагам, пить их кровь, снимать скальпы!.. Нет, она останется неумехой и… будет совсем неинтересна Скопасису!

Рыдания сотрясали девушку, жизнь казалась потерянной. Кто она? Беглая служанка, почему-то вообразившая себя амазонкой!

Вдруг ее плач прервал голос, которого Лейла так ждала и так боялась.

– Тебе перса жалко?

– Не… нет!..

Скопасис присел рядом, чуть помолчал.

– А чего плачешь?

– Я… не смогу стать амазо-о-онкой…

– Почему не сможешь, ты ею уже стала.

– За…чем… ты отпустил тетиву?.. – рыдания все еще сотрясали Лейлу.

– Лейла, Стрия укоротила тебе ее так, что не всякий мужчина сможет справиться. Не нужна девушке такая тугая.

– А… ты пожалел меня!..

– И пожалел тоже. Глупо стараться сделать то, что не нужно. Когда-нибудь научишься натягивать и такую тугую, но сейчас ни к чему. – Голос Скопасиса звучал спокойно, точно и не было рыданий Лейлы. Той почему-то очень захотелось спросить, жалеет ли он ревушку. Но скиф вдруг начал говорить сам.

– Я убил первого врага в семь лет. Так получилось. Чужие повадились таскать наш скот, мы подстерегли и… Но ни отрубить голову, ни выпить кровь не смог. Голову за меня снял мой отец, а кровь… ее с вином можно выпить. Хотя я потом очень долго не мог смотреть ни на вино, ни на мясо.

– Ты был ребенком, – возразила девушка уже спокойней. – К чему такие обычаи?

– Не нами придумано. Если голова врага отрублена, то он не сможет после смерти встать и навредить живым людям. А кровь его даст тебе силы быть отличным воином.

И вдруг Лейла задала вопрос, который мучил ее давно:

– А Асиат пила?

– Не знаю, – честно признался Скопасис.

Лежать рядом с сидящим царем было неловко, девушка тоже присела, но продолжала хлюпать носом. Она не знала, что, увидев убегающую Лейлу, Скопасис поинтересовался, что случилось. Услышав насмешки, он вдруг взял лук Лейлы, вернул на место тетиву и протянул той амазонке, что говорила о поблажке:

– Натяни.

Девушка отказалась:

– К чему, у меня свой есть.

– Натяни такой, какой была у Лейлы, пока я не ослабил! – Голос царя возражений не позволял. Сколько ни пыталась амазонка, сделать ничего не смогла. – Вот то-то! Никто из вас не подумал проверить ее лук, только посмеивались, что не получается! Я не виню, но и про поблажки говорить не надо!

Глядя вслед уходящему к берегу Скопасису, многие девушки подумали, какой у Лейлы сильный защитник! И вздохнули, завидуя подруге, кто белой завистью, а кто и черной. Амазонки тоже женщины, и они завидуют.

– Лейла… а зачем ты вообще бежала вместе с Асиат?

– Не знаю, – честно призналась девушка. – Они бежали, и я с ними. С Асиат… С Милидой я не побежала бы.

– Ты вернешься в Персию?

– Зачем?! – испугалась Лейла.

– Останешься у нас?

– Да-а… Я люблю Асиат, Залину, Дайрану…

– А меня?

Даже в темноте было видно, что глаза царя смеются.

– И… тебя… тоже…

– Тоже?

Вдруг Скопасис привлек ее к себе, заглянул в темные глаза:

– Ты родишь мне сына?

Он больше не смеялся. Лейла ахнула:

– Рожу!

Повалив персиянку на траву, царь склонился над ее лицом:

– Обещаешь?

– Да! – счастливо прошептала Лейла.

– И не одного! – потребовал Скопасис, расшнуровывая ее рубаху.

– Да!

Их тела сплелись в единое целое, и не было в мире войны, проклятого Дария с его огромным войском, Милиды, беды, опасности… Ничего плохого не было! Остались только они и огромное звездное небо.

Оба были убеждены, что боги благословят такой союз и обязательно пошлют им и сыновей, и дочерей.

Но немного погодя Скопасис все же уточнил:

– И ни в какой отряд амазонок не пойдешь!

В Лейле тут же встрепенулось все, чему так старательно учили подруги:

– Ну уж нет! Я не стану сидеть в повозке!

Скопасис смеялся, глядя ей в лицо:

– Станешь, станешь! У тебя будут дети каждый год, и тебе будет некогда скакать без остановки на лошадях!

Лейла смутилась, с таким решением она была вполне согласна.

У костра Дайрана разыскивала Скопасиса. На вопрос, не видели ли его, амазонки хором рассмеялись:

– Он с Лейлой на берегу, только ты не ходи!

Дайрана усмехнулась:

– Давно ушли?

– Она давно, а он утешать пошел… тоже давно.

* * *

В это время Милида с трудом пробиралась лесными тропами к своей цели. Вдова понимала одно – теперь ей деваться просто некуда, она должна успеть до переправы на Истре, пока ту не разрушили. А если разрушат, то пробираться к тому месту, где они переправлялись с Асиат и Сагиром. Оставаться в скифских степях нельзя, здесь ее просто убьют.

Сагира она уже помянула добрым словом, в седельном мешке сармата оказалось все необходимое, видно, привык быть в дальних походах. Конечно, из оружия только лук с десятком стрел, но есть камень, чтобы высечь искру и зажечь костер, без костра погибнешь.

Сначала углубившись в лес так, чтобы не нашли, позже она задумалась, как добираться. Опередить Скопасиса с его воинами она не сможет, это ясно, не знает путей. Милида помнила, что Истр у устья сильно изгибается, если проскочишь мимо двух озер, то можно пройти всю землю агафирсов, пока не выйдешь к нему снова. Значит, ее задача найти эти озера, как их там Сагир называл? Ялпуг и Кагул, кажется.

Но для этого надо выйти в те места, где они ехали из Фракии, иначе заблудится. Милида долго сидела, размышляя, как быть, и не придумала ничего другого, как вернуться к месту стана Скопасиса, откуда бежала, не будут же скифы стоять там долго, и по их следам отправиться к озерам. Опасно, но другого пути нет.

Она выбралась к руслу Гипаниса и пошла вдоль него, надеясь так найти место стана. Ехать по лесу невозможно, пришлось вести коня в поводу. Задевая за корни, он постоянно спотыкался, вдова тоже. От нападения хищников ее спасало только обилие еды, будь это осень или весна, давно стала бы чьим-нибудь обедом. Ноги сильно устали и болели от ходьбы.