объяснить и пожала плечами. — Это пошло с детства. Так называл меня старший брат, пока ему ещё было до меня дело, — обсуждать поднятую тему с ним было довольно странно. Почему мужчина задал этот вопрос? Может, ему хотелось поговорить со мной, но он не знал о чём? Или он думал, что я уйду, если он не заговорит…

— А сейчас ему дела нет?

— Он на десять лет старше, у него своя семья. Отец не одобрил его выбор супруги, и брат уехал жить к ней. Мы давно не общались, и я почти не вспоминаю о нём.

— Кажется твой отец слишком придирчивый, — посмеялся Прай. — Как вообще он одобрил того мерзавца…

— Это лучше спросить у него, — улыбнулась я.

Ищейка сидел, согнув колени и положив на них запястья. Краем глаза я посматривала на него и была этим недовольна. Волосы мужчины мокрыми паклями свисали по обе стороны лица, скрывая затычки на цепочках. В этот момент они всё ещё не были вставлены в уши. Значит, мои слова звучали для него крайне громко.

Сразу вспомнились оправдания Прая о том, что он не слышал стука моей кочерги о пол зала в Бице. Мне захотелось самой побывать на его месте и ощутить, как это, когда звуки вокруг заглушены и не доносятся до тебя в полную силу.

— А я могу попробовать? — неожиданно для себя спросила я.

— Попробовать что?

— Примерить твои затычки. — Я заправила прядь мокрых волос ищейки за ухо и стала открыто рассматривать свисающий на цепочке чёрный предмет овальной формы.

— Ого, мы сдвинулись с мёртвой точки. Ты уже хочешь вставить в себя что-то моё… — усмехнулся Прай и тоже повернул голову. Я посмотрела на него в ответ и понадеялась, что он рассмотрит в моих глазах бушующую там злость.

— Тебе следовало сказать это, когда я попросила их в первый раз. У тебя какая-то навязчивая идея что-то в меня вставить?

— Есть немного. Я же честно признался, что хочу тебя. Это плохо? — он понизил тон до шёпота.

— Так можно их примерить? — попыталась я вернуть тему беседы в нужное русло и уйти подальше от пошлых намёков наглеца.

Продолжая рассматривать моё лицо, он хитро улыбнулся.

— Их отцепить — целое дело. Тебе придётся…

— Приблизиться к тебе? — закончила я.

Я придвинулась ближе и взялась за обе затычки едва подрагивающими руками. Аккуратно изучая их пальцами, пыталась понять, из чего они сделаны. На жаре они успели высохнуть.

— Ты же знаешь, что когда ты так близко, мой самоконтроль начинает рушиться?

— Теперь знаю, — прошептала я.

— Ты ходишь по лезвию ножа, Иголочка, — на одном дыхании выговорил он настолько тихо, что даже я с трудом расслышала.

— Это опасно?

Я поднесла затычки к ушам. Мне пришлось придвинуться ещё ближе и почти коснуться носом щеки Прая.

— Это возбуждающе опасно. — Голос ищейки неожиданно дрогнул.

— А ты закрой глаза и не возбудишься, — хихикнула я, наблюдая за реакцией.

Поднеся одну затычку к своему уху, я очень медленно вставила её и поёжилась от непривычного ощущения.

— О, когда я это делаю, то представляю, что мог бы с тобой сделать, если бы ты позволила. Мне становится только хуже. — Словно в подтверждение своих слов, Прай закрыл глаза на короткое время.

— И правда, почти ничего не слышно. Скажи ещё какую-нибудь глупость, — я вставила вторую затычку на середине его фразы, надеясь не услышать очередной пошлости.

Мужчина улыбнулся. Он что-то сказал, но я не уловила ни звука. Его лицо оказалось так близко к моему. Я чувствовала горячее дыхание на щеке. Ощутила, как напряглось моё тело рядом с ним. Губы пересохли, и я неосознанно облизнула их, а в глазах Прая в этот миг отразилось солнце, придавая им ярко-жёлтый блеск. Я опустила взгляд и заметила, что его руки слегка подрагивали. Казалось, словно он с трудом сдерживал себя от только ему известных порывов.

— А теперь ты, — я вытащила затычки и протянула их к его ушам. Прай отстранился и вопросительно посмотрел на меня.

— Ты меня не слышала?

— Нет, и хочу проверить, услышишь ли ты меня с ними.

— Пытаешься проверить, правда ли я мог не понять, что целую не тебя? — откуда-то догадался он.

Я настолько предсказуема? Рука дрогнула, но я постаралась удержать себя от лишних проявлений неуместных эмоций. Если я ничего не слышала, это не значит, что его обострённый слух не работает лучше моего.

— Я доверяю тебе, как ищейке церкви. Но чтобы позволить тебе сделать то, что ты себе представляешь, когда закрываешь глаза, я должна доверять тебе чуточку больше.

Я хотела ему верить. Хотела вернуться в ту ночь в таверне и никогда не заходить на кухню, чтобы не видеть той картины и не знать о его поцелуях с Ярой. Какой бы ни была их настоящая причина, и как далеко парочка не зашла бы без моего вмешательства, мне лучше было о них не знать. Смотря на исполосованное шрамами лицо Прая, я неосознанно поймала себя на мысли, что он на самом деле жутко привлекателен. Никакие изъяны не могли это изменить.

Мужчина без лишних слов кивнул и позволил мне вставить в его уши затычки. Сглотнув, я опустила взгляд на растянутые в улыбке губы ищейки. Знал ли он, что всё услышит?

— Закрой глаза, — громче, чем планировала, попросила я.

Он безропотно выполнил просьбу.

— Я хочу позволить тебе себя поцеловать, — почти бесшумно прошептала я, нагнувшись к одному уху мужчины. Прай не пошевелился. Он мастерски делал вид, что не слышал меня. Следовало придумать что-то более волнительное. — Что я должна буду сделать… — я переместилась к другому уху и попыталась говорить ещё тише, чтобы развеять все сомнения, — если решусь…

Руки Прая сомкнулись на моей талии, он притянул меня к себе. Охнув от неожиданности, я зачем-то аккуратно вытащила из ушей ищейки затычки.

— Ты слышал, что я сказала?

— Мне не нужно слышать твои слова. Я знаю, что ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. Твоё сердце говорит всё вместо язычка. Но почему-то ты продолжаешь упираться и идти против себя и своих желаний. Моё самообладание не безгранично, а ты ещё и дразнишь меня, — он приблизился к моим губам, а пальцы скользнули по спине вверх. От этого прикосновения, даже сквозь ещё не успевшую высохнуть ткань рубашки, меня охватил прежде невиданный пожар. Никогда ничьё касание не пробуждало во мне такого. Меня трясло, но это было приятное, волнительное подрагивание. Оно растекалось по всему телу от места, по которому прошлись его руки.

Что я творила? Зачем я сама так