— Ты сказал, что это хорошо, что я не могу утонуть, — начала она. — Ты это помнишь?

Я помнил.

— Я сказала, что хотела бы это сделать. — В тишине раздался странный, грубый и громкий звук; через мгновение я понял, что она чешет Бэбби за ушами. — Ты думал, что это глупо с моей стороны — хотеть утонуть. Но я не хочу утонуть. Я видела гораздо больше утопленников, чем ты. Я видела, что делает с ними море, и видела, как Мать ест их, и ела их сама.

На протяжении нескольких десятков вздохов не было слышно никаких голосов, кроме вздохов ветра и реки.

— Чего бы мне хотелось, так это иметь возможность, потому что ты можешь. Ты думаешь, я могу ждать тебя в том городе, где река впадает в море. Как ты думаешь, Бэбби тоже будет ждать? Как ты думаешь, он сможет жить в лесу, пока ты не вернешься, а потом вернется к тебе?

— Нет, — ответил я, — хотя Бэбби и раньше меня удивлял.

— Ты не думаешь, что он — настоящий человек. Для тебя он такой же, как Крайт, и Крайт тоже не настоящий человек.

Я пытался сказать, что вообще не считаю Бэбби человеком, что Бэбби не такой человек, как Крайт и мы трое. Теперь я не могу точно сказать, как я это сформулировал, хотя я совершенно уверен, что сформулировал это плохо. Какую бы ложь я ни произнес, и как бы я ни выразился, я разозлил Саргасс.

— Это не то, что я сказала! Это совсем не то, что я сказала! Ты переворачиваешь все слова наизнанку. Ты делаешь это раз или два в день, и я сделаю все, что угодно, если только смогу заставить тебя прекратить это.

— Прошу прощения, — сказал я ей. — Я и не собирался этого делать. Если это не то, что ты имела в виду, то что ты имела в виду?

— Неужели она действительно... — начал было Сухожилие.

Она прервала его:

— Я хочу сказать, что на этом корабле есть два человека, которых ты совсем не считаешь людьми, Бэбби и Крайт. Ты не думаешь, что они — люди, но ты ошибаешься. Ты ошибаешься насчет них обоих.

— Меня он тоже не считает за человека, — пробормотал Сухожилие.

— Нет, считает! — В холодном свете звезд я видел, как она повернулась к нему лицом. — У тебя все в точности наоборот. Неудивительно, что ты его сын.

Пока Сухожилие сражался с ее словами, она добавила:

— Есть и другое, что он не любит, и это вещность. Ты стараешься быть меньше человеком и больше вещью, потому что думаешь, что это то, чего он хочет, но на самом деле все наоборот. — Ее голос смягчился. — Рог?

— Да. Что?

— Расскажи мне. Расскажи нам обоим. Что нужно сделать, чтобы стать для тебя человеком?

Я пожал плечами, хотя она, возможно, и не заметила этого:

— Я не уверен; похоже, я никогда не думал об этом достаточно. Майтера Мрамор — это человек, даже если она машина. Младенец — это человек, даже если он не может говорить.

Я ждал, что Саргасс ответит, но она промолчала.

— Некоторое время назад ты сказала, что она говорила с тобой. Морская богиня говорила с тобой. Так что она была человеком, независимо от того, насколько большой она была или как она выглядела, и я должен согласиться. Потом ты сказала, что Бэбби — человек. Но Бэбби не может говорить. Я не знаю, что тебе сказать.

— Бэбби — имя хуза? — спросил Сухожилие.

— Да. Его отдала мне Мукор. Я не верю, что ты когда-нибудь видел Мукор, но ты, должно быть, слышал, как мы с твоей матерью много раз упоминали о ней.

— Она может быть в любом месте. Смотреть из зеркал и все такое.

— Совершенно верно.

— Она похожа на меня, — сказала Саргасс. — Она очень похожа на меня, Рог?

— Нет.

— Она может такое делать? — спросил Сухожилие.

Я не был уверен, что он обращается именно ко мне, но все же спросил:

— Я не эксперт в том, что может сделать Саргасс. Если она говорит, что может, значит, может.

— Я не могу, — сказала мне Саргасс, — но Мукор все равно напоминает меня.

— Согласен, в одном отношении. Вы обе были мне очень хорошими друзьями.

— Я слышал о Мукор с тех пор, как был мальком, — снова почти шепотом сказал Сухожилие, — только думал, что это просто сказка. Понимаешь? Далеко отсюда, она настоящая. Когда я был в городе, — он имел в виду Новый Вайрон, — кто-то сказал, что ты ходил к ведьме. Это была она, не так ли? Ты пошел, чтобы увидеть ее, как ты ходишь, чтобы увидеть Тамаринд.

— Да.

— Бэбби может говорить, — настойчиво сказала Саргасс. — Он все время разговаривает со мной и с тобой, просто ты почти не обращаешь внимания.

Бэбби встал и встряхнулся, потом снова лег, повернувшись своей широкой, покрытой щетиной спиной к моим ногам и положив голову мне на колени.

— Ты действительно можешь говорить, Бэбби? — сказал я и почувствовал, как его голова дернулась в ответ.

— Ты думаешь, что Крайт — монстр, вроде инхуми. Он мне тоже не нравится, он нехороший, но он человек.

— Крайт — это тот мальчик, который похож на меня? — спросил Сухожилие у Саргасс.

— Да, наш сын.

Мне следовало бы попытаться это исправить, но я не сделал этого. Шипение и шепот воды и ветра снова сомкнулись вокруг нас, пока я сидел молча и напряженно, ожидая, когда на Сухожилие нападет один из его приступов ярости. Затылок у меня покалывало, а левая сторона лица съежилась под взглядом его невидимых глаз.

— Отец?

— Да. Что?

— О Мукор. Она слушает нас сейчас, да?

— Не могу сказать. Я полагаю, что это возможно, но я сомневаюсь.

— В вашей книге...

Уверенный, что он никогда ее не читал, я промолчал, и в конце концов он начал объяснять Саргасс, о чем мы говорим:

— В книге время от времени патера Шелк спрашивал себя, нет ли поблизости Мукор, и звал ее. Он произносил ее имя, и, если она там была, она как-то отвечала. Попроси его сделать это сейчас.

Я гладил Бэбби по голове; рука Саргасс нашла там мою, и ее легчайшее прикосновение взволновало меня:

— А ты не позовешь ее, Рог? Ты хочешь этого?

— Нет, — ответил я. — Если Сухожилие хочет вызвать Мукор, пусть сам ее позовет.

Сухожилие промолчал.

— Бэбби — человек, — упрямо повторила Саргасс. — Знаешь ли ты это или нет, но он человек. Как и я.

— В этом я никогда не сомневался.

— Когда ты уйдешь и оставишь нас, Бэбби отправится в лес в поисках еды. — Ее пальцы оставили мои, когда она указала. — Теперь он говорит и подбирает вещи, чтобы на них посмотреть. Ты говоришь «задние лапы», и он встает на них. Он встает, когда ты ему говоришь грести.

Я молча кивнул. Во время гребли его помощь была бесценной.