– Нет, спасибо… Я, гм, на диете.

Теперь я ем только то, что приготовлено у меня на глазах.

Джерид, не жалея подробностей и красок, только что сообщил командующему о судьбе пропавших людей и о том, что, скорее всего, означало исчезновение солдата Ночной Гвардии.

– Мне нелегко во все это поверить, – произнес Бринд.

И кто тебя упрекнет? Джерид заговорил о признаниях. Показал журнал Воланда и свои заметки, повернув блокнот к командующему так, чтобы тому хорошо видны были зарисованные им трупы и различные приспособления.

– Человеческое мясо в продаже по всему городу? И все это, вы подозреваете, по приказу Уртики?

– Да, – подтвердил Джерид. И рассказал командующему обо всем, что произошло в Виллджамуре: как Уртика приказал уничтожить несколько тысяч человек; упомянул и о том, что ему, Джериду, пришлось бежать из столицы, поскольку он слишком глубоко влез в это дело.

– Так, значит, Воланд практически признался, что его нанял на эту работу Уртика. Он не скрывает своей степени участия в этом деле. И не только это. Похоже, бейлиф все знал и даже передавал ему списки политических противников, которых он желал уничтожить, чтобы облегчить себе жизнь.

Командующему понадобилось некоторое время, чтобы переварить эту информацию, по прошествии которого Джериду показалось, что и без того красные глаза альбиноса загорелись свирепым кровавым огнем.

– В данный момент я сам не могу связаться с бейлифом, – заговорил наконец Бринд. – Его нигде нет. Его ближайшее окружение полагает, что он покинул город, как только упали первые бомбы. Впрочем, это не имеет значения. Я принял меры, и теперь Виллирен находится под полным контролем военных. Что до расследования по обвинению в коррупции, то, к сожалению, с этим придется подождать.

– Похоже, что так.

– А эта Нандзи, ваша помощница, девушка, которая несколько раз приходила сюда с вами, – вы и вправду ничего не подозревали?

– Она оказалась совершенной психопаткой. Они оба думают, что делали благое дело, понимаете? Они считают, что так помогали городу. Помогали другим людям выжить. Работая в инквизиции, она тоже помогает людям, и, по ее представлениям, это одно и то же.

– Извращенная логика, – признал Бринд.

Их разговор прервали. В комнату вошел посыльный, прошептал несколько слов на ухо командиру и вышел. Джерид попытался прочесть новость по лицу командующего, но не преуспел – этот человек все хранил в себе.

Бринд грустно улыбнулся:

– Полагаю, следователь, Виллирен ожидает более мощная атака.

– Как думаете, вам удастся спасти город?

Бринд ушел в себя так внезапно, словно обнаружил внутри неожиданную глубину, требовавшую немедленного изучения.

– Позвольте мне кое-что вам объяснить, – начал он. – Бейлиф создал здесь невероятно порочную культуру. Я не знаю всех его методов, но еще никогда и нигде я не сталкивался с таким широким оборотом наркотиков и с таким большим количеством борделей. Воры среди бела дня открыто берут с прилавков то, что им нравится, люди платят за то, чтобы посмотреть кровавые шоу в подпольных театрах. Лутто утверждает, что население в среднем стало более сытым и здоровым.

– По-моему, он просто подтасовывает факты, – перебил его Джерид. – Насколько я вижу, простые люди на улицах почти нищие, только бандиты и теневые торговцы швыряют деньги на ветер.

– Именно бандиты и контролируют в этом городе все, следователь, – сказал командующий, – а бейлиф просто не мешает им предаваться их порокам и радостям, попутно насаждая те же ценности среди остального населения.

– О преступлениях почти не сообщают, – поддакнул Джерид.

Командующий улыбнулся так, словно целенаправленно подводил Джерида к этим словам:

– И о чем это вам говорит?

Джерид задумался.

– О том, что большинство жителей города либо сами преступники, либо попустительствуют криминальной культуре.

– Так вспомните ваш вопрос о том, могу или не могу я спасти Виллирен, и дайте на него ответ сами.

– Этот город обречен, – заключил Джерид.

– И все же мы обязаны продолжать делать свое дело, как велит наш долг. Если есть кто-то, кого вы любите, то теперь лучшее время отправить их в тоннели, ведущие к безопасности. Надеюсь, вы сами еще повоюете?

У Джерида екнуло в животе. До сих пор ситуация в городе оставалась на периферии его внимания. Всецело сосредоточившись на проблеме исчезновения людей, он почти забыл о том, что, возможно, настанет миг, когда ему самому придется взяться за оружие.

– Я ко всему готов, – солгал Джерид.

Жизнь Малума не всегда была такой паршивой, как сейчас, хотя ему с детства приходилось несладко: его отец бросил мать еще до того, как сын успел по-настоящему узнать его. Сейчас в его банде было немало молодых парней в таком же положении. Может быть, именно поэтому вообще возникали такие большие группы из одних мужчин: молодежь нуждалась в примере для подражания, и парни искали его друг в друге. По той же причине он сам когда-то очень старался быть хорошим отцом…

Он бродил по Виллирену уже несколько часов, но сам в точности не знал, куда именно забрел. В предутренний час улицы были пусты, и только поэтому он понял, что не спал всю ночь. Морской туман окутал город, и в нем потерялись прямые линии улиц и редкие высотные здания.

Ему отчаянно не хватало Беами. Кто бы мог подумать, что так случится? Впервые в жизни он пережил настоящее унижение, и этот опыт выпотрошил его, словно хороший клинок. А ведь он не из тех, кто привык подолгу раздумывать над своими бедами и неудачами.

Война грозила вскоре стереть город с лица земли, так что, возможно, ему больше не представится шанс вновь отыскать ее. Ему хотелось попросить у нее прощения, напомнить ей о том, что он не всегда был таким злым, хотя, надо признать, временами он бывал и таким: человеком, распространяющим вокруг себя зло. Но ведь и у него жизнь была нелегкой, никто его как следует не воспитывал и все такое…

Вот наконец и улица, где он жил когда-то. Не с Беами, нет, – со своей первой любовью, девушкой, которую он повстречал еще в ранней молодости и которую всю жизнь отчаянно пытался забыть.

Это было еще до укуса.

Он не мог заставить себя вспомнить ее имя… да и вообще, давно это было.

А вот и дом, когда-то он стоял на самом краю Пустошей. Теперь он оказался едва ли не в центре, служа наглядным символом того, как разросся Виллирен за годы его жизни. Этот дом, в два этажа, плотно зажатый соседями в ряду других таких же домов, был покрыт осыпающейся штукатуркой, в которой до сих пор виднелись осколки мрамора. При определенном освещении они блестели и переливались разными цветами. Все дома вокруг остались прежними. Только дверь покрасили в другой цвет и внутри давно жила другая семья.