— Алейкум ассалям, — отозвался Леонардо. — Где моя записная книжка?

Куан улыбнулся:

— Цела и невредима. Она в руках калифа. Ты можешь быть столь же непочтителен с ним, как со мной, и попросить вернуть ее.

— Почему с нами обращаются как с пленниками?

— В этих краях быть пленником — значит быть почетным гостем.

— Тогда, быть может, нам как гостям позволено будет уйти отсюда? — спросил Бенедетто.

— Мы уходим прямо сейчас, — сказал Куан. — И вы получите аудиенцию у калифа.

Зороастро нервничал, словно его вели на собственную казнь. Леонардо шел рядом с Куаном, в окружении стражи. «На сколько же лиг протянулся этот лабиринт громадных покоев, залов и коридоров?» — думалось ему.

— Где ты был все это время? — спросил он.

Куан пропустил его вопрос мимо ушей и принялся наставлять их в обычаях этикета и церемониях калифского двора.

Покои калифа тщательно охранялись. Куан провел их в комнату с высоким потолком, полом из черного и белого мрамора; в центре ее в бассейне, выложенном драгоценными камнями, бил большой фонтан. Они прошли анфиладой комнат и оказались перед калифом, который в окружении придворных возлежал на помосте, выстланном коврами и подушками. Светильни сияли теплым маслянистым светом.

Пышные шелковые одежды калифа были расшиты серебром, ибо пророк не одобрял золота. Сухощавый, болезненного вида человек лет сорока, он был здесь как-то не очень на месте, словно вождь бедуинов, жаждущий возвратиться к своим белым верблюдам, коням и вольной кочевой жизни. Взгляд его был прям и ровен, и Леонардо понял, что с этим человеком лучше вести себя осторожно. А рядом с калифом сидел на ковре Деватдар; могло ли это означать, что Айше и Никколо спасены? Леонардо не осмелился спросить… не теперь.

Их представили, и хотя Деватдар с прочей свитой сидел возле калифа, Куан остался стоять, как Леонардо, Америго, Бенедетто и Зороастро. Калиф кивнул и по-арабски обратился к Деватдару. Говорил он быстро, и не все сказанное Леонардо удалось разобрать; однако он понял, что калиф спрашивает о нем, и весьма саркастично.

— Так это и есть мои инженеры-христиане? — сказал калиф. — Кто же из них художник, а кто умный мошенник?

— Мошенник может почти столько же, сколько художник, — ответил калифу Деватдар. Взгляд его остановился на Зороастро, потом на Леонардо. — Калиф велит сказать, что вы — желанные гости.

Калиф жестом пригласил их сесть рядом с собой, и слуга, у которого руки были толщиной с Леонардовы ляжки, внес огромный поднос с бронзовыми сосудами, ковшиком, ступкой и пестиком и крохотными серебряными чашечками без ручек. Под всеобщими взглядами слуга принялся готовить кофе. Потом, опустившись на колени, он предложил первую чашку калифу, но тот жестом указал на Леонардо; слуга повиновался и протянул чашку ему. Однако Леонардо отказался, и калиф явно остался этим доволен. Этикет требовал, чтобы калиф первенствовал во всем. Затем он сам подал чашечку Леонардо и сказал по-арабски:

— Твои записи похитил я.

— Я так и понял, — ответил Леонардо.

Калиф с веселым видом поправил его арабское произношение. Потом он наклонился к Леонардо, и настроение его резко изменилось. Лицо стало суровым, почти сердитым, и Леонардо не смог удержаться от мысли, что он или неплохой актер, или безумец.

— Мой Деватдар доложил, что на вас напали, — сказал калиф, — и что моя родственница в плену.

— Ваша родственница?

— Айше, хоть она и шлюха, — сказал калиф, наклонившись при этом к Леонардо так близко, что расслышать его могли только те, кто сидел совсем рядом.

Леонардо был поражен: как может женщина королевской крови стать рабыней подданного, какое бы высокое положение тот ни занимал? Впрочем, вероятно, тут нечему было удивляться. Калиф когда-то и сам был рабом.

Лицо Деватдара горело; он сидел рядом с калифом и смотрел прямо перед собой, словно сосредоточась на какой-то отдаленной точке.

— И я узнал, что твой юный друг был убит, — продолжал калиф; он пристально смотрел на Леонардо, явно желая увидеть его реакцию.

Леонардо будто оглушили.

— Вы наверняка знаете, что Никколо мертв?

Деватдара потрясло, что Леонардо осмелился задать вопрос калифу. Он сказал:

— Я отправился в пределы Османской империи и предстал перед самим великим визирем с посланием от моего калифа, чтобы просить об их возвращении.

Деватдар не смотрел в глаза Леонардо, которого охватило знакомое оцепенение скорби, словно щит, которым он заслонялся от горя.

Никколо…

Бенедетто Деи, понявший довольно, чтобы уяснить, что Никколо умер, коснулся его руки, но Леонардо невольно отдернул ее.

— Ты сомневаешься? — спросил калиф у Леонардо.

Это была угроза: стражи-мамлюки насторожились, готовые по его слову прикончить дерзкого.

— Нет, повелитель, я не сомневаюсь в твоих словах, прости, — проговорил Леонардо, беря себя в руки. Он встал и поклонился, прежде чем опуститься перед калифом на колени.

Калиф кивнул, довольный, и подал ему знак сесть рядом с Бенедетто.

В комнату вошел слуга, поклонился калифу, подал ему послание и быстро удалился.

— Здесь послы турецкого султана, — по-арабски сказал калиф Леонардо, выделяя его среди прочих. — Я окажу тебе честь встретить их.

— Я уже встречался с турками, — с горькой иронией сказал Леонардо.

— Мы согласны в том, что все турки — разбойники, — сказал калиф, — но этих пиратов ты потопишь. По крайней мере, некоторых из них.

— Что ты хочешь сказать, владыка?

— А вот и они, — проигнорировав вопрос да Винчи, заметил калиф при виде троих оттоманских послов, что вошли в окружении свиты янычаров.

Послы были разодеты в узорчатые цветные одеяния, на головах у них высились большие белые тюрбаны, увенчанные чем-то вроде красных рогов. Янычары несли дары в запертых сундуках и — на золотых носилках — рабыню. Ее окутывал белый шелк, лицо скрывала черная полупрозрачная накидка, но видно было, что она очень красива. Послы поклонились, коснувшись пола перед калифом, и глава их, плотный, лет пятидесяти турок, проговорил:

— Слава повелителю верных, защитнику веры, воителю за дело владыки миров, да умножит Аллах твое величие.

Дары были переданы, рабыня опустилась на колени подле калифа, и калиф с послом начали беседу, причем сесть послу не предложили. Леонардо не мог понять всего, о чем говорилось: они беседовали по-арабски и слишком быстро. Он взглянул на Куана, но тот, как и Деватдар, словно не замечал его.

Леонардо сумел только разобрать, что посол просит восстановить водные пути для паломников в Мекку. Калиф резко отклонил эту просьбу. Он явно был рассержен, но, прежде чем отвернуться от послов, вежливейшим образом осведомился об их монархе, Мехмеде Завоевателе, правителе турок, который сокрушил Константинополь и вернул его Аллаху. Калиф величал его падишахом, принцем-освободителем и великим военачальником, но, когда послы и их свита уже уходили, рабы пронесли мимо них огромные плоские бронзовые блюда со снедью, предназначенной для калифа. Послов унизили, не пригласив разделить трапезу, что в этих краях является основой вежливости.