Она поняла, что стала должна Сигалу и Механикусу за то, что всем остальным досталось даром. Она поняла, что не успокоится, пока не вернет им долг. И еще поняла, что можно долг вернуть, а можно от него избавиться.

— У каждого свой путь.

— Совершенно верно.

Федор допил кофе и отодвинул от себя стаканчик.

— Все равно Проказа — твоя игрушка.

— Нет. Она — создание Сигала и игрушка Гончара. — Механикус помолчал. — Я не имею ничего против его теории. Душа Вселенной, высшая ступень развития и все такое прочее. Она любопытна. А самое главное, помогает тем, кто воспарил над вершиной, помогает искусникам. Ведь в какой-то момент каждый из вас понимает то, что только что понял ты: у вас — магия мастерства, совершенство, абсолют. Но это предел, потолок. А у других, не добившихся грандиозного успеха в чем-то одном, есть возможность покорять разные вершины, И каждый задается вопросом: чья жизнь полнее? Не сделал ли я ошибку? Гончар помог многим искусникам обрести душевный покой, но, как это частенько бывает, его теория имеет побочные эффекты. Уверовав в собственное величие, искусники начинают считать себя избранными, высшей кастой, люди для них — пыль. И в последнее время Гончар, как это ни печально, все больше и больше привечает именно таких.

— Зачем ему Золотая Баба?

На лице Механикуса, совершенно неожиданно для Федора, появилось умиротворенное выражение. Одно упоминание об идоле заставило бога машин расслабиться. Забылись проблемы, забылось страшное известие о появлении Трех Палачей. Перед Очкариком сидел человек, вспомнивший первую любовь. Трепетно. Нежно. Сентиментально.

Голос Механикуса стал очень-очень мягким:

— Она — Богиня. Она — загадка, которую Гончар не может разгадать. Он ведь не стоит выше искусников так же, как я не стою выше изобретателей. Его перерождения вызывают у них или зависть, или ухмылку, они не поднимают Гончара выше других. А Богиня… Богиня дарит тепло, возвращает надежду, лечит душу. Искусники не просто уважают Богиню, они ей поклоняются. Ей… А Гончара…

— Считают равным себе?

Механикус не ответил, кивнул, подтверждая, что Волков понял правильно, и продолжил:

— Фактически Богиня — единственное, что препятствует Гончару создать, а самое главное — возглавить касту избранных. Пока Богиня свободна, ее авторитет, тайна, которая ее окружает, ставят ее выше Гончара. Пока Богиня свободна, он не сможет полностью использовать свое отличие от других искусников, не сможет объявить себя Мессией и требовать подчинения. Именно поэтому он приехал в Москву не один, а сколотил команду — ему нужна поддержка, хотя бы видимость поддержки. Ему нужно продемонстрировать искусникам, что он не один. И пусть сначала в партии будут только те, кто ему обязан, затем, если все пройдет удачно, подтянутся нерешительные, колеблющиеся, потом он прижмет остальных. У искусников появится объединяющая сила. Власть Гончара будет освящена Богиней, а если он не сможет использовать ее в своих интересах, то уничтожит.

— Разве это возможно?

— Гончар думает, что да. На самом деле не обязательно разрушать Золотую Бабу, достаточно вывести ее из игры, спрятать. Достаточно продемонстрировать, что она в его власти. — Механикус внимательно посмотрел на Очкарика. — Власть, понимаешь? Идет большая игра за власть над самовлюбленными, талантливыми и циничными эгоистами, овладевшими магией мастерства. Сейчас искусники довольствуются тем, что у них есть, но что будет, если их объединить и поставить перед ними конкретную цель? Не найти Душу Вселенной, разумеется, а… а наконец-то занять свое настоящее место среди людей? К примеру.

— Почему этого не произошло до сих пор? Честолюбия не хватало?

— Честолюбцев среди искусников всегда было в избытке, — рассмеялся Механикус. — Не хватало того, кто сумел бы сколотить из них единую силу. Не было достаточно авторитетного человека, объединителя. Теперь он может появиться.

— Я смотрю, ты хорошо разобрался в замыслах Гончара, — медленно произнес Федор.

— Пришлось.

— Но кто может гарантировать, что ты не вынашиваешь аналогичные планы?

— Никто.

— Тогда почему я должен тебе помогать?

— Потому что я не уйду отсюда, — жестко ответил Механикус, — приму бой на фабрике, а это может оказаться небезопасным для Ильи Петровича. А еще потому, что я дал слово вернуть Богиню домой. Шаман наделал кучу ошибок, пора их исправлять.

Никаких гарантий. Никаких обязательств. Только слово невысокого плешивого человечка, обожающего следить за изобретателями. Только слово бога машин.

— Где она? — негромко спросил Волков.

— Здесь. Спрятана в одной из комнат.

— Я могу на нее посмотреть?

— Конечно.

Охранник, стороживший проходную фабрики, не показал себя профессионалом. Он сидел за пуленепробиваемым стеклом, за железной дверью, и должен был не геройствовать, а просто вызывать подмогу. Но не вызвал. Увидел перескочившую через турникет девушку и бросился за ней, намереваясь лично призвать хулиганку к порядку. Распахнул дверь и даже что-то крикнул… и на этом его участие в защите фабрики завершилось. Проказа отправила охранника в нокаут одним ударом, и не таких, бывало, валила, что ей запылившийся на сонной должности мужик? Затащила его обратно в дежурку и с улыбочкой открыла турникет.

— Дальше будет труднее, — предупредил Гончар, проходя на фабрику.

— Знаю.

— Помни, о чем договаривались.

Обойтись без лишних жертв. Команда оставила за собой слишком много следов, не следует раздражать московских искусников больше необходимого.

— Не волнуйся! Справлюсь!

И справилась.

Болтающийся во дворе телохранитель Стрекалова не забеспокоился, увидев посторонних, решил, что, раз охранник на проходной пропустил, значит, так и надо. Тем более что выглядели посетители прилично: хорошо одетый господин, стильная девушка… Его Проказа тоже вырубила одним ударом. Врезала, проходя мимо, захихикала и повернулась к Гончару:

— Нас не ждали!

Она искренне надеялась, что Гончару не придется вновь вызывать призраков.

— Ошибаешься.

Волков опоздал всего на несколько секунд. Слишком поздно он понял, почему Механикус был столь уверен в себе, когда говорил, что примет бой. Бог машин не собирался воевать сам, для этого в его колоде были люди.

Волков выскочил во двор в тот самый момент, когда бойцы в черном взяли Гончара и Проказу на мушки. Двое на крыше, двое слева, выскочили из подсобки, еще двое справа, прятались за углом.

— Стоять!

Гончар спокоен, улыбается. Проказа напряжена, автомат вскинут, но видно — нервничает, понимает: на открытом пространстве они прекрасная мишень. Кажется, нечто похожее уже было…