Ответ: Еще раз хочу сказать, что плохое отношение к нам на Западе связано с деятельностью западной пропагандистской машины. Мне много приходится выступать в западных аудиториях, как профессору МГИМО, как специалисту в области внешней политики. И я должен вам сказать, что как только выходишь на уровень реальных людей, а не профессиональных пропагандистов и профессиональных политиков, то отношение сразу меняется. Россию воспринимают сразу иначе. Россию воспринимают как важное государство, с которым надо сотрудничать, которое имеет, конечно, свои недостатки, которое, безусловно, не является законченной демократией, но которое уж точно не виновато во всех тех грехах, которые ему приписывает западная пропагандистская машина.

И вот этот разрыв весьма существенен. Мне кажется, что нам больше надо работать на западное общественное мнение. И меньше работать на то, чтобы убеждать профессиональных политиков, которые делают карьеру на антироссийской позиции, и профессиональных рыцарей «холодной войны». Их убеждать бесполезно. Это только кидать деньги и усилия в топку. А выходить на людей — на западные общественные организации, на западные политические партии, на западную общественность, которая готова иметь более трезвый взгляд на Россию, более оправданно. Только в этом году у меня были публичные выступления в Дании, дважды — в Великобритании, в Швейцарии и в Чехословакии. Из общения с людьми в этих странах я вынес именно такое впечатление.

Вопрос: Эдвард Лукас называет западных политиков и бизнесменов, сотрудничающих с Россией, «попутчиками» Кремля …

Ответ: Этот человек в последнее время говорит столько чуши, что об этом даже не стоит рассуждать. Лукас работает в диапазоне «холодной войны», о котором я уже говорил. И чем резче он звучит, тем больше он востребован. Аналитическая ценность его высказываний равна нулю. Ценность политологических суждений равна нулю. Зато ценность для некоторых кругов на Западе представляют его пропагандистские упражнения. Но западный бизнес, и в том числе британский, ориентируется уж точно не на людей типа Эдварда Лукаса.

Вопрос: Насколько свободна западная пресса? И согласились ли западные журналисты на Ваше предложение о сотрудничестве — участие в полемике на страницах The Financial Times и в Вашей программе «Постскриптум»?

Ответ: Западные журналисты в некоторых отношениях менее самостоятельны, чем мы. И это феномен, который я уже наблюдаю не раз. Помню, как-то ко мне подошел в Германии один журналист из известной немецкой газеты и сказал, что он хотел опубликовать статью против войны в Косово. И ему сказали — извини, это не наша редакционная линия. Он стал настаивать. Ему сказали, что в этом случае ему придется поискать другую работу… В Соединенных Штатах малоизвестному журналисту или аналитику было крайне трудно опубликовать материал против бомбардировок Югославии. Это позволил себе только Генри Киссинджер. Но для этого нужно быть Генри Киссинджером.

Обратите внимание, что у нас объем дискуссии вокруг вопросов внешней политики гораздо шире, чем в Америке. Ведь войну в Ираке начали критиковать в Америке только тогда, когда США начали ее проигрывать. А до этого ведь все были за войну в Ираке. Все как один. И те, кто сейчас критикует Джорджа Буша и говорит, что он там все неправильно сделал — это крысы, бегущие с корабля. Буш, по крайней мере, это капитан, который утонет вместе с этим кораблем иракской войны. Он кричит: «Мы ее выиграем». Позиция, может быть, не очень умная, но последовательная.

В Америке было очень много журналистов, которые поддерживали идею войны, а сейчас твердят, что Буш все неправильно сделал. В Америке все идет волнами, и существует колоссальный конформизм в прессе.

Там есть своя цензура и самоцензура. Поэтому, когда я предложил The Financial Times такой размен, я знал, о чем я говорю. А вот для Квентина Пила, обозревателя газеты, которому я это предложил, для него это проблема. Потому что я могу сделать с ним серьезное интервью и показать его в своей программе. А ему надо убеждать главного редактора, что нужен такой диалог с известным российским ведущим и политологом. И неизвестно, как на это посмотрит главный редактор. Поэтому Квентин Пил в ответ на мое предложение во время дискуссии, организованной РИА «Новости», вежливо сказал: «Алексей, мы будем рады видеть вас в Лондоне». Этот ответ был искренним.

После я был в Лондоне и встречался с Квентином Пилом. У нас состоялась хорошая беседа, и я взял у него интервью, которое будет показано в моей программе в следующую субботу. Но ответного предложения выступить на страницах The Financial Times не последовало. Почему? Потому что есть редакционная линия, которая состоит в том, что львиная доля материалов, которые идут о России в The Financial Times — это материалы резко критического характера. Вот вам и ответ на ваш вопрос.

Стивен Саккер, ведущий программы «Жесткий разговор» (Би-би-си): Мой гость сегодня — один из самых известных российских телеведущих. Почему свобода слова пугает российских лидеров? Алексей Пушков, добро пожаловать на «Жесткий разговор».

– Как вы думаете, важно ли это вообще, что в России нет по-настоящему свободных СМИ?

— Я думаю, что в России неизмеримо больше свободы СМИ, чем это принято считать на Западе. На самом деле, Вы можете получать достаточно ясную, адекватную картину того, что происходит в России, если Вы следите за прессой. Телевидение — как бы это лучше сказать — осторожнее в отражении фактов… А вот когда я смотрел американские телевизионные каналы в момент, когда они говорили о войне с Ираком, и в 2003 году все были «за», и я помню, как я смотрел телеканалы в России, обсуждавшие вторую войну в Чечне, так у нас было гораздо больше дебатов — разумно воевать в Чечне или нет.

– Но вы ведь не можете себе представить, чтобы американский президент сказал именно то, что сказал Президент Путин в 2003 году, когда он сказал в ответ критику, спросившему, нет ли в России цензуры, господин Путин попросту сказал: «У нас никогда не было свободы слова в России, так что я просто не понимаю, о притеснении чего идет речь »…

— У Америки — другая традиция, другая история, и Путин, в большой степени, прав. При коммунистах не могло быть никакой свободы слова. Не было ее и при Борисе Ельцине, когда СМИ были в руках олигархов… Какие же это свободные демократические СМИ, если один крупный капиталист использует свой телеканал против другого капиталиста, а также против правительства — просто потому что ему так нужно?..

– Вы постоянно повторяете «есть как есть». Вас это не тревожит?

— Знаете, я историк, так что я знаю, что для развития нужно время. Не построить демократию в Ираке за пять лет. Не построить зрелую демократию в России — после восьмидесяти лет коммунизма — за пятнадцать лет. На это нужно время. Я думаю, что дела сейчас обстоят лучше, чем прежде.

– Помните Италию 1970-х? Более ста журналистов, убитых мафией… Италия изменилась с тех пор. И я надеюсь, что и Россия изменится.