Бывший вольный повернул голову туда, где по его предположению ехал Миссэ, и спросил:

- А когда детёныши плоскомордых собак летать начинают?

Миссэ казался Низкану самым мудрым и разумным из всех. Но с выбором направления он ошибся.

- Да я почём знаю? - раздался скрипучий голос Ерхи.

Миссэ отозвался с совершенно другой стороны.

- С какого возраста летать начинают, не скажу, но точно не в ближайшее время. У него крылья ещё недостаточно выросли для полётов. В воздухе не удержат.

- У него перья новые растут, - поделился Низкан. - Твёрдые, маховые.

- И зубов у него уже полный рот, - сообщил Доаш, имевший честь несколько раз кормить детёныша. - Ему уже не глотать, а жевать нужно. Попробуй вечером ему большой кусок дать. Посмотрим, как он с ним справится.

Низкан с самым задумчивым видом полез в рот малышу, чтобы удостовериться в наличии зубов. И Миссэ, и Доаш одновременно зашипели на мужчину.

- Тебе одного отравления было мало, олух?! - зарычал Доаш. - Ничего, что ты ещё не до конца восстановился и твоя природная защита вряд ли работает, как надо?

Дарилла заинтересованно обернулась.

- А разве Низкан не полностью восстановился? Наагасах сказал, что он уже здоров.

Риалаш ничуть не смутился.

- Мне Низкан сказал, что он уже полностью здоров.

- Нашли кому верить, - проворчала девушка.

- А ты хотела погостить у Вотых подольше? - Риалаш провокационно изогнул бровь.

Дарилла не ответила, но по её взгляду было понятно, что она уже нагостилась.

А вот Низкана озадачила другая фраза в речи Доаша.

- Природная защита? - с недоумением переспросил он. - А откуда?

- Ну от кого-то из предков, - логично предположил Доаш. - Я слышал, что гетекарии на данный момент все поголовно смески.

Наги с любопытством посмотрели на поморщившегося Низкана, а Дарилла и Ерха с удивлением - на Доаша: им такие детали известны не были. Они вообще о существовании гетекариев узнали, только познакомившись с Низканом.

- Да ладно тебе открещиваться от происхождения, - голос Миссэ звучал добродушно. - Мы своих предков не выбираем. Всё могло быть и хуже. Уродился бы ты, например, вампиром.

- Уже лучше вампиром... - в голосе Низкана неожиданно прозвучала обида.

Наступила тишина, и всё напряжённо уставились на бывшего вольного. Первый раз он позволил себе проявить подобную эмоцию. Даже малыш Дар обеспокоенно задрал голову вверх, рассматривая застывшее лицо хозяина.

- Может, расскажешь? - осторожно предложил Миссэ. - Самому легче станет, да и мы с вопросами больше приставать не будем. Всё равно ж ты теперь от нас никуда не денешься.

Низкану было стыдно, но он почувствовал невероятное облегчение, услышав это «никуда не денешься». Хоть ему и было сложно это признать, гордость мешала, но находиться рядом с кем-то было значительно лучше, чем одному. А этой компании даже довериться можно не в пример вольным, среди которых он ранее жил. Лёгкое чувство благодарности подтолкнуло мужчину к откровенности.

- А что рассказывать? Ничего интересного. Из предков я знал только деда и... - здесь он запнулся, а потом с трудом выдавил: - ...и мать.

Дарилла заинтересованно подалась вперёд. Вот чувствовала она, что все проблемы Низкана в отношениях с женщинами из-за матери.

- А папка твой где был? - Ерха даже удосужился перейти на давриданский.

- Не знаю, - Низкан пожал плечами. - Моя мать была из жриц, - он произнёс это так, словно это всё объясняло.

На лицах нагов действительно появилось понимание, а Риалаш пояснил для Дариллы:

- У гетекариев те, кто хочет стать жрецом или жрицей, должны сперва родить ребёнка. Для этого они покидают общину и ищут сильных родителей для своего будущего потомства.

- Даже легенда ходит, что от гетекария может понести и бесплодная женщина, а гетекарийки - зачать даже от немощного мужчины, - добавил Доаш. - Плодовитые очень.

- Враки, - Низкан поморщился. - Дело не в плодовитости. Просто все, ищущие жреческого сана, перед странствием проходят один обряд. Благодаря нему мужское семя становилось невероятно жизнеспособным, «прорастающим даже в самой неблагодатной почве», а чрево женщины могло «взрастить даже мёртвое семя». Это нам так учитель рассказывал. Он говорил, что этот обряд способен справиться и с бесплодием, и с зельем, защищающим от зачатия. Хотя на самом деле с подобными препятствиями обряд был способен справиться далеко не всегда, - помолчав, Низкан добавил: - Моя мать как-то сказала, что ей пришлось познать пятерых мужчин, чтобы родить меня. И только насчёт первых двух она с уверенностью могла сказать, что ни один из них не является моим отцом.

У Дариллы озноб прошёл по коже. Пятерых мужчин... Она тут укоряет себя из-за ночи с любимым мужчиной, а кто-то ведёт себя как куртизанка, чтобы родить ребёнка.

- Но меня в принципе никогда особо не интересовал мой отец, - тон Низкана не позволил заподозрить его в лукавстве. - Меня воспитывал дед. Он был из презренных.

- Презренных? - Доаш с недоумением нахмурил брови.

- Это те, кто отказался проходить ритуал обретения дара, - объяснил бывший вольный. - Несмотря на этот статус, мой дед пользовался большим авторитетом: он был очень хорошим лекарем, и у него лечилась вся община. Моя мать была его единственным ребёнком, и ей всегда хотелось, чтобы к ней относились лучше, а не как к дочери презренного. Поэтому в десять лет она добровольно прошла ритуал обретения дара, а потом вознамерилась стать жрицей и отправилась в странствие, откуда вернулась уже тяжёлой.

Низкан на некоторое время умолк. Брови его были мучительно сведены на переносице. Видимо, ему было очень неприятно вспоминать те времена.

- После рождения меня сразу забрал к себе дед. Матери было не до меня. Так что единственным родителем для меня был, по сути, он. От него я перенял убеждение, что дар мне совсем не нужен. Я мечтал, что вырасту и совсем покину общину. Мне было десять, когда дед умер. Перед смертью он стребовал с моей матери обещание, что она ни за что не проведёт надо мной ритуал обретения дара.

Желваки мужчины напряглись, а глаза презрительно прищурились.

- Она держала это обещание целых пять лет. Дед всё же имел большое влияние, и она опасалась его даже после его смерти. Но потом у неё появилась возможность стать главной жрицей. И тут возникло препятствие: у главной жрицы не может быть сына из презренных. В одну из ночей меня просто притащили в храм и обманом выудили из меня согласие принять дар.

В этот раз молчание Низкана длилось куда дольше, и никто не смел его торопить. Бывший вольный вспоминал лицо своей матери, очень красивой женщины с синими невидящими глазами и русыми волосами. Она сжимала его лицо в своих холодных ладонях и шептала: