Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парапет набережной был значительно выше борта корабля, и люди, стоявшие на ней, смотрели на судно сверху. Первое, что обращало на себя внимание, было отсутствие каких бы то ни было палубных надстроек. Сама палуба представляла собой гладкую поверхность темного цвета, без единого шва, точно она была покрыта линолеумом. В трех местах виднелись небольшие зеленые круги.
Экипаж судна состоял из восьми каллистян.
Моряки были одеты очень своеобразно, в костюмы, отличные от тех, которые люди Земли видели до сих пор. На них были короткие, до колен, брюки и легкие сетки без рукавов. И то и другое было голубого цвета. По обычаю каллистян головы были ничем не покрыты.
— Словно дети, — сказал Синяев.
Действительно, странный костюм моряков напоминал одежду детей в летнее время. Издали казалось, что на палубе стоят черные мальчики в трусиках и майках.
— Я не вижу в этой прозрачной крышке ни одного отверстия, через которое мы сможем проникнуть на корабль, — сказал Широков. — Или она поднимается, как на олити?
— Посмотрите внимательнее, — ответил Гесьянь. — Вход прямо перед вами.
— Я его вижу, — сказал Синяев.
Пристально всмотревшись в поверхность «стекла», Широков, наконец, заметил тонкую синюю линию. Мало заметная на голубом фоне, она шла от борта вверх, плавно изгибалась и снова опускалась к борту. Точно тонкой кистью была нарисована арка.
В тот момент, когда он увидел ее, «дверь» сдвинулась назад и скользнула в сторону. Образовалось отверстие. Возле него собрались все восемь членов экипажа.
Широков и Синяев ожидали, что с корабля будет подан на берег трап или какая-нибудь сходня, но произошло совсем иное, чего они никак не могли ожидать.
Каменная плита, казавшаяся столь прочной и неотъемлемой частью набережной, сдвинулась с места и опустилась вместе с ними. Кто и как привел в действие механизм этой оригинальной подъемной машины, они не заметили.
Вход на судно оказался прямо напротив, на одном уровне, и оставалось сделать только один шаг, чтобы очутиться на палубе.
Один из моряков выступил вперед.
— Люди Земли, — сказал он, — желанные гости на корабле. Мы рады видеть вас у себя. Прошу вас войти.
Широкову и Синяеву пришлось первыми перейти на борт судна. Петр Аркадьевич снова подумал при этом, что их присутствие невыгодно Диегоню и другим звездоплавателям — на них почти не обращали внимания, оно целиком поглощалось им и Синяевым.
К их удивлению, экипаж корабля встретил гостей очень сдержанно. Никто не пытался обнять их, как раньше. Моряки приветствовали их только жестами. Это было результатом нескольких слов, сказанных Женьсиньгом так, что они не слышали. Еще раньше Диегонь высказал опасение, что чересчур восторженная встреча может в конце концов утомить людей Земли.
Вслед за ними на борт корабля перешли все члены экипажа звездолета. Женьсиньг и другие каллистяне остались на берегу.
— Мы скоро увидимся, — сказал Женьсиньг.
— Разве вы не поедете с нами? — спросил Широков, невольно посмотрев на Дьеньи.
— Нет. Корабль пришел за вами и экипажем звездолета. Население Атилли ждет вас.
— Я был бы очень рад, — сказал Гесьянь, — если бы вы поселились в моем доме. Я постоянно живу в Атилли.
— Мы гости Каллисто, — ответил Широков. — Я благодарю вас за приглашение, но мы будем жить там, где нам укажут. Мое и моего товарища желание — не расставаться с нашими друзьями и спутниками по полету.
Диегонь протянул руку и ласково провел пальцами по лбу и волосам Широкова.
— Все будут рады видеть вас у себя, — сказал он.
«Стеклянная дверь» беззвучно стала на место. Каменная плита с провожающими поднялась и снова неразличимо слилась со всей набережной. Корабль незаметно отделился от стенки и медленно отходил от нее.
Женьсиньг и все остальные шли по набережной вслед за кораблем, но вскоре отстали. Корабль шел все быстрее и быстрее. Длинный узкий корпус судна легко разрезал темную воду океана, оставляя за собой расширяющиеся полосы вспененных волн. Чуть заметно покачиваясь, он с нарастающей скоростью удалялся от берега.
Прошло несколько минут, и судно пошло так быстро, что гладкая поверхность воды у его бортов превратилась в мелькающие полосы. И без того малозаметная качка совершенно прекратилась. Как стрела летел по воде корабль; высокие волны вздымались перед его острым носом, с молниеносной быстротой оставаясь далеко позади.
— Если бы не этот колпак, — сказал Синяев, — стоять на палубе было бы невозможно.
— Очевидно, он для того и сделан, — ответил Широков.
Но прошло совсем немного времени, и они узнали, что сплошной футляр, закрывавший палубу судна, имел не одно назначение.
Оранжевый остров быстро уменьшался. Все тоньше становились кольца бьеньетостанции.
Далеко за ними виднелся крохотный шарик звездолета.
Вскоре остров совсем скрылся. Со всех сторон раскинулась равнина океана. Корабль мчался, как исполинская торпеда, к вечно недостижимой линии горизонта. Трудно было даже представить, какой силы был бы встречный ветер при такой скорости, будь палуба открыта.
С безоблачного неба лился яркий свет Рельоса.
— Ты заметил, что здесь совсем не жарко? — спросил Широков, стоя с Синяевым и остальными на носу судна.
— Заметил, но не знаю, чем это объяснить.
— Футляр, которым закрыта палуба, ослабляет тепловые лучи, — объяснил один из моряков.
— Значит, — сказал Широков, — каллистянам самим неприятно чрезмерное тепло?
— Нисколько! — ответил тот же моряк. — Мы не находим, что на Каллисто чрезмерно жарко. Это сделано для вас. Раньше на этом корабле футляр был из другого материала. Его сменили. Мы, — пояснил он, — готовились встретить вас и знали, что на вашей планете холоднее, чем у нас.
— И только ради этого изготовили такой огромный футляр?
Моряк пожал плечами.
— А почему же нет? — сказал он. — Иначе вам пришлось бы оставить палубу и находиться внизу. Мы думали, что это вам не понравится.
— Действительно, — сказал по-русски Синяев и рассмеялся, — чего проще! Удивляюсь, что они не построили специально для нас новый корабль.
Их не удивила осведомленность каллистянина. Они знали, что, пока были на Кетьо, Каллисто получила много бьеньетограмм, посвященных им.
— Далеко до города? — спросил Широков.
— Две тысячи километров.[24]
— Сколько же времени займет переезд?
— Четыре часа.