В Милане и его окрестностях бои вообще почти не прекращались, и наверняка многие миланцы, проснувшись утром, с трудом могли бы вспомнить, кто правит ими — фамилия Сфорца, император или французский король. Имперская армия вошла в город в ноябре 1525 года и провела зиму, осаждая находившегося в цитадели несчастного Франческо Марию Сфорца. Сфорца в конце концов сдался 25 июля 1526 года. Весть об этом повергла папу в пучину отчаяния. Его казна опустела, он был чрезвычайно непопулярен в Риме, а его предполагаемый союзник Франциск и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ему. Тем временем Реформация с каждым днем набирала силу, а вдали по-прежнему маячила османская угроза. И вот теперь, с приближением осени, пошли слухи, что император ведет подготовку громадного флота, с которым в Неаполитанское королевство прибудет около 10 000 человек — так сказать, прямо к нему на порог. Еще более серьезные опасения у Климента вызвал тот факт, что имперские агенты, находившиеся в городе, делали все возможное, чтобы против него поднялся мятеж, и им в этом с энтузиазмом помогал член коллегии кардиналов Помпео Колонна.

Более двух столетий Рим страдал от соперничества двух древнейших родов — Колонна и Орсини. Оба рода были невероятно богаты и оба правили своими огромными владениями так, словно это были суверенные государства, причем в каждом имелся свой двор и оба отличались изысканностью. В свою очередь, богатство позволяло им заключать престижные браки: народ до сих пор говорил о торжествах по поводу свадьбы Клариче Орсини с дядей Климента Лоренцо Великолепным как о самой пышной в XV столетии. Однако помимо этого Орсини долгое время пользовались тем, что можно назвать «особыми отношениями с папством» — по той причине, что все главные дороги, ведущие на север из Рима, проходили через принадлежавшие им территории. Поэтому папы издавна заботились о том, чтобы не задевать эту семью.

Уже этого было более чем достаточно, чтобы настроить против папства их соперников, выдающимся представителем которых в 1520-е годы являлся Помпео Колонна. Кардинал начал свой жизненный путь солдатом — и ему, возможно, следовало бы им и остаться. Он принял сан лишь по настоянию своей семьи, и его ни в коей мере нельзя было назвать божиим человеком. Даже Юлий II — еще больший грешник — отказался продвигать его по церковной лестнице. В коллегию кардиналов его в конце концов допустил не кто иной, как Лев X, но если Помпео и испытывал благодарность к папе Льву, то на его кузена она, конечно, не распространялась. К Клименту он вообще питал ненависть, которую усиливала зависть, и, как следствие, он был полон решимости уничтожить его — низложив или, в случае необходимости, устранив физически.

В августе 1526 года родич Помпео Веспасиано Колонна прибыл в Рим, чтобы договориться о перемирии между своим семейством, с одной стороны, и папой и Орсини — с другой. Папа Климент, испытавший большое облегчение, распустил свои войска. После этого армия Колонна немедленно атаковала город Ананьи, блокировав сообщение между Римом и Неаполем. Папа еще не оправился от изумления и не успел вновь собрать армию, когда на рассвете 20 сентября та же армия прорвалась через ворота Святого Иоанна Латеранского и хлынула в Рим. Примерно в пять часов вечера в тот же день после тяжелой битвы, продолжавшейся несколько часов, Климент бежал через тайный ход, устроенный папой Александром VI как раз для такого рода случаев и ведший из Ватикана в замок Святого Ангела. Тем временем начались мародерство и грабежи. Вот что сообщал один из секретарей курии:

Толпа даже ворвалась в Сикстинскую капеллу, где сорвала со стен гобелены работы Рафаэля. Были захвачены золотые, украшенные драгоценными камнями потиры, дискосы и всякого рода сокровища церкви на сумму, оценивавшуюся в 300 000 дукатов.

После необходимых приготовлений папа мог бы продержаться в замке Святого Ангела несколько месяцев; в тот момент, однако, в крепости практически полностью отсутствовало продовольствие. У Климента не было иного выбора, как пойти на соглашение. Последовавшие переговоры проходили с трудом, но результаты их оказались крайне неудовлетворительными для Помпео Колонна. Теперь он понял, что нанес неудачный удар. Общественное мнение роковым образом обернулось против его семейства. Рим подвергся разграблению, и винили в этом Колонна, что было совершенно справедливо. В ноябре Помпео (уже во второй раз) был лишен всех должностей и бенефиций, и виднейшие члены его семейства подверглись той же участи. Род Колонна потерял всю собственность в Папской области за исключением трех маленьких крепостей.

Итак, Климент спас свою жизнь, но с величайшим трудом. Еще один служитель курии писал в конце ноября 1526 года:

У папы были серьезные основания для уныния. В стратегическом отношении он был уязвим со всех сторон, и император в полной мере использовал это обстоятельство. В минувшем августе Сулейман Великолепный одержал одну из крупнейших своих побед в Венгрии, в битве при Мохаче. А теперь пришли новости об измене Феррары, правитель которой, герцог Альфонсо д'Эсте, присоединился к силам империи. «Папа, — писал миланский посланник, — казалось, получил смертельный удар. Все попытки послов Франции, Англии и Венеции подбодрить его были напрасны… Он выглядит как больной, от которого отступились доктора». И все же несчастья Климента еще не кончились. 12 декабря испанский посланник вручил ему письмо, адресованное лично ему императором, вновь содержавшее требование созвать Вселенский собор. В начале следующего года пришли вести о том, что имперская армия под командованием герцога Бурбона приближается к Папской области.

Карл, второй герцог Бурбон, был одним из наиболее высокопоставленных представителей французской знати и наследственным коннетаблем королевства. Он должен был сражаться за своего короля, которому приходился дальним родственником, но мать Франциска, Луиза Савойская, оспаривала его право на наследство, и в порыве раздражения он перешел на императорскую службу. Несмотря на это предательство, он был харизматичной личностью. Всех восхищала его храбрость. Он никогда не уклонялся от стычек; его всегда можно было видеть в самой гуще боя и легко узнать по белой с серебром мантии, которую он всегда носил, и по черно-бело-желтому штандарту, на котором было написано слово «Espérance»[231]. Ныне, пока он продвигался к югу от Милана во главе армии, насчитывавшей около 20 000 немцев и испанцев, жители всех городов, лежавших у него на пути — Пьяченцы и Пармы, Реджо, Модены и Болоньи, — отчаянно трудились над укреплением оборонительных сооружений. Однако они могли не беспокоиться: герцог не собирался тратить на них время. Он привел армию прямо к Риму. Войско поднялось на холм Яникул, находившийся сразу за городскими стенами, и в четыре часа утра 6 мая 1527 года штурм начался.