— Послушайте, все ведь закончилось хорошо… — Дайске развел руками и снова посмотрел на принца. 

— Хорошо?! ХОРОШО?! Я убил его! Заколол! Собственными руками! Я — врач, а не убийца! 

Наконец Дайске тоже не выдержал и заорал:

— Хватит истерить, как девка! Это всего лишь дух! Он и так должен был умереть! Радуйтесь, что отрастили яйца и совершили хоть один мужской поступок вместо мужеложства!

Катарина и сама не поняла, как это произошло — в одно мгновение она оказалась рядом с алхимиком, а кулак врезался в его лицо. Всю ладонь обожгло болью. Острой, но отрезвляющей. Боги, что она творит? 

Алхмик прижал ладони к лицу, но Катарина видела, как из его разбитого носа хлынула кровь. Проклятье! Не хватало еще перелома. Да и демон с ним! Он заслужил это! 

Сильные руки обвились вокруг талии, оттаскивая ее от алхимика. 

— Ваша рука! — Минэко схватила ее за ладонь. 

Спину жгло твердостью и жаром мужской груди. 

— Пустите! — Катарина снизу вверх обернулась на посланника: — Боитесь за своего дружка?! Не беспокойтесь, больше я к нему не прикоснусь.

— Боюсь, что вы поранитесь еще больше. — Ничуть не смущаясь крестьян и солдат, он ласково сжал ее запястье. Словно ласкал ее на глазах у всех. 

Катарина сбросила его руки со своей талии:

— Я возвращаюсь в крепость. Жду всех нуждающихся в моей помощи в лазарете. Вы со мной? — Катарина тяжело посмотрела на Минэко, а потом схватила ее за руку. — Конечно, вы со мной.

Никто не стал ее удерживать или мешать. 

Вырвавшись из леса, она почти бегом направилась к крепости. Внутри все клокотало. Рука, сжимающая маску, вспотела. Сердце стучало где-то в горле. 

— Он испытывает к вам чувства, которые погубят вас обоих. Вы должны научиться сдерживать свои порывы. — Срывающийся голос Минэко догонял Катарину и врезался ножом в спину.

— Вас вернули к жизни для того, чтобы давать мне советы? — Катарина резко обернулась. 

Кровь с небес стекла на землю. Осталась лишь монотонная серая ткань. Глядя вверх, хотелось плакать. Ее сердце было изодрано в клочья. Вместо того, чтобы собрать куски и сшить воедино, она оставила их в руках принца, которыми он обнимал ее, ничуть не смущаясь и не страшась чужого неодобрения. 

Она ведь лекарь! Могла бы соединить ошметья и сметать аккуратными ровными стежками, такими, что никто и не понял бы, что с ней что-то не так. Но вместо этого она напала на алхимика. Кричала на него, ударила. И все потому, что он подверг жизнь принца опасности. 

— Меня вернули, чтобы я защищала вас. Моя единственная цель — служение вам. Я буду помогать вам любым способом, которым только смогу. Силой Слуги Смерти, наукой сароен или же просто… женским советом. 

— Мне не нужны ваши советы. Вообще ничего не нужно. Я не просила всего этого. 

Минэко покачала головой:

— Если вы называете себя господином Рэйденом, то должны оставаться им до конца. Даже наедине со мной. Вы должны быть идеалом мужчины, и тогда никто ничего не заподозрит. 

Катарина отвернулась и, едва переставляя ноги, побрела в крепость. Руки сами собой прижали маску с лицом принца к животу. Все, что ей осталось, — его хрупкие бумажные черты. 

— Я не могу оставаться к нему равнодушной… Равнодушным!.. Я как будто только о нем и мечтал. Столько лет… 

Минэко осторожно взяла ее за руку:

— Боги не могут быть вместе с людьми. Ничем хорошим это никогда не заканчивалось. Мне ведома его истинная личина. Даже в его гареме не будет места для вас. Но вы ведь и не согласились бы на подобное. 

Катарина кивнула:

— Да. Рядом с ним могу быть только я… Это безумие какое-то… 

— Забудьте о нем. Сделайте вид, что его не существует. Однажды он вернется обратно, в свой огромный дворец. У вас же другое предназначение. 

— А когда я его исполню? — Катарина ненавидела себя за эту отчаянную надежду. 

Минэко глубоко вздохнула и убрала с глаз Катарины прядь волос:

— То неведомо даже мне. Однажды я заключила сделку с Королем Смерти. Продала свою душу и души своих возлюбленных в обмен на возможность отомстить. Я ждала этого многие годы. Призраком бродила по бескрайним землям Его Величества, изучала его алхимию, совершенствовалась в своем искусстве, но ни на мгновение не переставала думать о тех, кого так любила. Сейчас моя любовь походит на ненависть. Я ненавижу их, господин Рэйден. А знаете, за что? — Когда Катарина покачала головой, Минэко ответила, грустно улыбнувшись: — За то, что заставили меня полюбить их. За то, что даже после смерти я не переставала это делать. Мои чувства не угасают, как бы я ни пыталась избавиться от них. Готовы ли вы испытать мои страдания, господин? Хотите ли вечно мучиться от невозможности быть с ним и сходить с ума от ревности, когда он посмотрит на кого-то, кроме вас? Любовь — это пытка, с которой не сравнятся даже физические мучения. Она лишь помешает сделать то, что вы должны. 

— Смогу ли я когда-нибудь делать не то, что должен, а что хочу? 

Минэко опустила голову, волосы свесились на лицо, скрывая шрам.

Еле слышно она прошептала:

— За нами наблюдают со сторожевых башен. 

Катарина даже не заметила, что они дошли до крепости. Ворота по-прежнему были закрыты, а на стене стояли лучники. 

— Господин Рэйден? Почему вы здесь? 

Катарина не видела, кто ее спросил, но все равно гордо вздернула подбородок:

— Потому что лекарь там, где в нем нуждаются. 

— Но… — Наверху началась какая-то суета, и появилась высокая фигура в белом халате. Ветер трепал длинные волосы, а острая шпилька хитро мерцала в небольшом пучке на макушке. Проклятье! Командующий. 

— Немедленно открыть ворота! — Голос Фао Рэна разнесся над всей крепостью громовым раскатом.

— Но командующий… Генерал… приказал… 

— Я. Сказал. ОТКРЫТЬ! ВОРОТА! 

Катарина не знала, что и думать. Он был тем, кто должен был ЗАКРЫТЬ ворота прямо перед ее носом, а не приказывать открыть их. Он что-то задумал? В отместку за произошедшее на ристалище? 

Боги, и что ей делать? 

С другой стороны крепостной стены послышался скрежет снимаемого затвора, заскрипели огромные петли, и несколько стражников отворили ворота. 

Катарина так и продолжала стоять, когда навстречу ей вышел командующий. Сегодня он почему-то решил сменить доспехи на обычную одежду. В снежно-белом ханьфу с широкими рукавами почти до земли он походил на молодого столичного ученого. Это был первый раз за полтора года пребывания в крепости, когда она видела его… таким. 

Нехорошее предчувствие заскребло в душе паучьими лапками.