Птахе шумно обрадовались. Он давно не появлялся ни на Институтских дворах, ни у Лихо Тихоныча.

— Где ты пропадал, летучая душа? — запричитал, ненатурально сердясь, Лихо. — Я уж всякие-разные мысли думал, нехорошие…

— Мы тоже, — строго сказала Дашутка. — И где тебя искать, не знали…

— А, дела всякие, — беспечно отозвался Владик. Спустил из окна тощие, как у аистенка, ноги и застукал о стену стоптанными пятками кроссовок.

— Лихо Тихоныч, дайте ему чаю погорячее, — сказала Белка, — он же совсем продрог. — Владька, ты чего такой? Октябрь на дворе, а ты как в июле…

Владик был в своей летней обтрепанной одежонке, сшитой, казалось, из клочков-перьев (но при этом, разумеется, в шапке)…

Птаха не ответил, дотянулся, взял из лап Лиха теплую фаянсовую кружку. Начал крупно глотать чай и от удовольствия снова стукал о стену каблуками.

— Ты совсем бестолковый. Вот схватишь пневмонию, — тоном строгой тетушки сказала Дашутка.

— Ага, малость зябко на улице, — согласился Владик. — Значит, пора в дорогу. Всем привет! Увидимся в апреле!.. — Он оставил кружку на подоконнике, положил рядом с ней шапку, вздернул ноги и спиной вперед вывалился в окно.

— Ox… — выдохнула Белка, хотя, казалось бы, пора было привыкнуть к таким фокусам.

— Птаха он и есть птаха, — развел ручищами Лихо. — Теперь и правда не появится до весны.

Все помолчали, с грустью от разлуки и с беспокойством о птахе по имени Владик.

— Да все будет хорошо, ребятки, — утешил гостей Лихо Тихоныч. — Он ведь так не первый раз…

В октябре темнеет рано. Когда выбрались от Лихо Тихоныча на Институтские дворы, в черном небе висели многоэтажные яркие созвездия. Воздух был горьковатый. Пахло увядшими тополями, по булыжникам шуршали от ветерка сухие листья. Светились окна факультетов. Но звезды сейчас были главными. Ребята остановились, запрокинув лица.

— Я такая бестолковая, — призналась Белка. — Не знаю ни одного созвездия, кроме Ориона и Большой Медведицы.

— А мы с Сегой свое созвездие придумали, — сказал Вашек. — Вон видите, выше флюгера яркая голубая звезда? Это глаз. А кругом, если по соседним звездам протянуть линию, получается рисунок лошадиной головы… Вон там густые мелкие звезды — будто грива. Правильно, Сега?

— Та-а… — доверчиво отозвался Сега. — Это созвездие Шахматной Лошадки… И теперь я знаю, что делать.

— Что? — спросила Белка. И другие тоже сказали «что? ». Даже Вашек — видимо, и он не знал о Сегиных планах. И, кажется, забеспокоился.

— Знаю, — повторил Сега. — Я скажу, только не сейчас…

В конце октября, воскресным утром, Вашек проснулся позже обычного (вчера засиделся допоздна). Открыл глаза и увидел, что Сега складывает в большой пластиковый пакет всех своих лошадок. Сразу встревожился:

— Ты куда-то собрался?

— К дяде Лиху…

— Один?

— Но ты же занят с утра до вечера со своей Снегурочкой, — не оборачиваясь, отозвался Сега.

Это была правда. Вашек все свободное время (а иногда и не свободное, вместо уроков) лепил новую статуэтку — Снегурочку. Это была девочка на коньках, в короткой шубке, в шапочке с меховой оторочкой и, конечно, в очках. Вашеку казалось, что Русалочке будет холодно зимой (да и сейчас как глянешь на нее, летнюю, — озноб по коже), и он надеялся, что энергетические поля Институтских дворов проявят сообразительность и заменят девочку в купальнике девочкой на коньках. До лета… Снегурочка выходила красивой, изящной такой, но работа шла медленно. Вашек только о ней и думал.

Но не настолько же, чтобы отпускать Сегу одного!

— Пойдем вместе!.. И давай Белку позовем.

Но Сега сказал, что для дела, которое он задумал, много зрителей ни к чему. Вдруг не получится… Но обязательно нужна Луиза.

Вашек знал, что расспрашивать брата о его планах не следует. Не потому, что Сега скрытный и упрямый, а потому, что опасливый. Суеверный даже. Боится, что, если скажет заранее, дело может провалиться. Поэтому он просто сказал маме и отцу: «Мы пойдем погуляем» — и отправился с Сегой на Институтские дворы. Надо было найти Луизу. Обычно Луиза в первой половине дня вместе с профессором была на лекциях. Пока Валерий Эдуардович втолковывал будущим ученым хитрости мироздания, Луиза сидела на кафедре — неподвижная и невозмутимая. Возможно, она просто впитывала в себя знания, излагаемые хозяином, а возможно, критически их переосмысливала. Порой профессор поглядывал на любимицу с некоторой опаской, но она никак не показывала своего отношения к услышанному…

Однако нынче, в выходной день, Луиза могла гулять где угодно. А могла и сидеть с профессором дома. Неясность осложняла дело, и Сега с Вашеком заранее настроились на долгие поиски.

Но им повезло!

Луиза умывалась на крыльце, у подъезда здания, где располагалось казенное профессорское жилье. Щурилась на холодное осеннее солнышко.

— Кыса, пойдем с нами, — позвал Сега. Луиза не возражала.

Дверь в коридор, который вел к Лихо Тихонычу, была теперь всегда отперта (Тюпа заботился об этом регулярно). Добрались за пять минут.

В кирпичной каморке топилась чугунная печка. Перед ней сидел Драчун и подбрасывал щепки. Здесь же была Дашутка — она мыла в лохани разноцветные фаянсовые кружки. А еще был Костя. Он сидел в углу на чурбаке и что-то говорил тряпичному коку Пантелею, который устроился у него на колене. Пантелей неразборчиво отвечал квакающим голоском…

— А вот и еще гости, вот и славно! — обрадовался братьям и Луизе Лихо Тихоныч. — Прямо воскресная ассамблея получается! Потому как еще Белочка собиралась заглянуть, и Тюпа обещался…

Вашек с беспокойством глянул на Сегу: вот тебе и «много зрителей ни к чему»! Как теперь быть? Но похоже, что Сега не расстроился. Видимо, почуял, что друзья — не помеха.

Луиза пошла здороваться с Пантелеем — с некоторых пор они сделались друзьями.

Тем временем появилась Белочка. Стала спрашивать у Вашека про Снегурочку — как идет работа?

— Он весь в творческих муках, — сообщил «этот несносный болтун» Сега. Вашек показал ему кулак. Сега захихикал, позвал Луизу и стал что-то шепотом говорить ей на ухо. Луиза одобрительно дергала кончиком хвоста.

Пришел Тюпа. За последнее время он опять слегка потолстел и к тому же обзавелся очками. Не столько из-за нарушений зрения, сколько из-за подражания профессору.

Костя оставил Пантелея на чурбаке и обратился к «смотрителю гироскопа»:

— Лихо Тихоныч, ну так что? Можно мне будет, а?..

Лихо развел тряпичными лапами.

— Костинька, да разве я против? Я только рад… Лишь бы те, кто меня назначил, не заспорили. Да я думаю, не заспорят. Жалко им, что ли?