– Каким же ослом я был! – вырвалось у меня.

– Я заметил, как вы переживали из-за моей слабости, – с улыбкой сказал Холмс. – Прошу прощения, что доставил вам огорчение; я знаю, как вы заботитесь обо мне. Итак, затем мы вместе поднялись наверх. Заметив халат, висевший за дверью в первой комнате, я нарочно опрокинул стол, чтобы ненадолго отвлечь внимание, а сам незаметно вернулся туда, собираясь обыскать карманы халата. Я едва успел достать записку – как я и ожидал, она оказалась в одном из карманов, – когда оба Каннингема набросились на меня и, вполне вероятно, убили бы меня прямо на месте, если бы не ваша своевременная и дружная помощь. Даже сейчас я ощущаю хватку этого молодого человека у себя на горле, а его отец самым нещадным образом выкручивал мне руку, пытаясь отобрать записку. Как видите, они сообразили, что мне все известно, и неожиданный переход от абсолютной уверенности в себе к полному отчаянию сделал их особенно опасными.

Позднее я немного побеседовал со старым Каннингемом относительно мотива преступления. Он проявил сговорчивость, хотя его сын оказался настоящим демоном, готовым вышибить мозги себе или любому другому человеку, если бы ему удалось добраться до своего револьвера. Когда Каннингем понял, что улики против него неопровержимы, он совсем пал духом и рассказал все начистоту. Похоже, что Уильям тайно следил за своими хозяевами в ту ночь, когда они совершили набег на дом мистера Эктона. Получив таким образом власть над ними, он принялся шантажировать их, угрожая рассказать правду. Однако с мистером Алеком было опасно играть в подобные игры. С поистине дьявольской прозорливостью он увидел в первой краже, переполошившей всю округу, благоприятную возможность избавиться от шантажиста. Уильяма заманили в ловушку и убили. Если бы Каннингемы забрали записку целиком или уделили немного больше внимания подробностям в своих показаниях, то весьма возможно, что подозрение так и не пало бы на них.

– А записка? – спросил я.

Шерлок Холмс развернул перед нами записку, приложив к ней оторванный уголок.

– Очень похоже на то, чего я и ожидал, – сказал он. – Разумеется, мы еще не знаем, какая связь существовала между Алеком Каннингемом, Уильямом Керованом и Анни Моррисон. Но результат свидетельствует о том, что ловушка была снабжена привлекательной наживкой. Уверен, вам доставит удовольствие проследить наследственные признаки, проявленные в написании буквы «p» и хвостиках буквы «g». Отсутствие точек над «i» в почерке старшего Каннингема тоже очень характерно. Думаю, Уотсон, наш спокойный отдых за городом завершился вполне успешно, и завтра я со свежими силами вернусь на Бейкер-стрит.

Возвращение Шерлока Холмса

Пустой дом

Весной 1894 года весь Лондон был крайне взволнован, а высший свет даже потрясен убийством юного графа Рональда Адэра, совершенным при самых необычайных и загадочных обстоятельствах. В свое время широкая публика познакомилась с теми деталями этого преступления, которые выяснились в ходе полицейского дознания, но дело было настолько серьезно, что большую часть подробностей пришлось утаить. И только теперь, спустя почти десять лет, мне предоставлена возможность восполнить недостающие звенья этой изумительной цепи фактов. Преступление представляло интерес и само по себе, но интерес этот совершенно бледнел рядом с теми невероятными событиями, которые явились его следствием и которые поразили и потрясли меня больше, чем любой из эпизодов моей столь богатой приключениями жизни. Даже сейчас, после стольких лет, я все еще ощущаю трепет, вспоминая об этом деле, и вновь испытываю недоверие, изумление и радость, нахлынувшие на меня тогда и переполнившие всю мою душу. Пусть же читатели, которые проявляли некоторый интерес к моим очеркам, повествующим о деяниях и помыслах одного замечательного человека, простят мне, что я не сразу поделился с ними своим открытием. Я счел бы своим долгом немедленно сообщить им всю эту историю, не будь я связан категорическим запрещением, исходившим из уст этого самого человека, – запрещением, снятым совсем недавно, третьего числа прошлого месяца.

Вполне понятно, что со времени моей тесной дружбы с Шерлоком Холмсом я начал проявлять глубокий интерес к разного рода уголовным делам, а после его исчезновения стал особенно внимательно просматривать в газетах все отчеты о нераскрытых преступлениях. Не раз случалось даже, что я для собственного удовольствия пытался разгадать их, пользуясь теми же методами, какие применял мой друг, хотя далеко не с тем же успехом. Однако ни одно из этих преступлений не взволновало меня в такой мере, как трагическая гибель Рональда Адэра. Прочитав материалы следствия, установившего только то, что «убийство было преднамеренным и совершено одним или несколькими неизвестными лицами», я глубже, чем когда бы то ни было, осознал, какую тяжелую потерю понесло наше общество в лице Шерлока Холмса. В этом странном деле существовали обстоятельства, которые, несомненно, привлекли бы его особое внимание, и действия полиции были бы дополнены или, вернее, предвосхищены благодаря бдительному уму и изощренной наблюдательности лучшего из всех европейских сыщиков. Весь день, разъезжая по своим пациентам, я снова и снова мысленно возвращался к делу Адэра, но так и не мог найти ни одного объяснения, которое показалось бы мне удовлетворительным. Рискуя повторить то, что уже всем известно, я все-таки хочу напомнить факты в том виде, в каком они были сообщены публике после окончания следствия.

Сэр Рональд Адэр был вторым сыном графа Мэйнуса, губернатора одной из наших австралийских колоний. Мать Адэра приехала из Австралии в Англию, где ей должны были сделать глазную операцию – удалить катаракту, – и вместе с сыном Рональдом и дочерью Хильдой жила на Парк-лейн, 427. Юноша вращался в лучшем обществе, по-видимому, не имел никаких врагов и никаких особенных пороков. Одно время он был помолвлен с мисс Эдит Вудли из Карстерса, но за несколько месяцев до описываемых событий жених и невеста решили разойтись, и, судя по всему, ничье сердце не оказалось разбитым. Вообще жизнь молодого человека протекала в узком семейном и великосветском кругу, характер у него был спокойный, а вкусы и привычки самые умеренные. И вот этого-то беззаботного молодого аристократа поразила самая странная, самая неожиданная смерть. Случилось это вечером 30 марта 1894 года, между десятью и двадцатью минутами двенадцатого.

Рональд Адэр был любителем карточной игры, постоянно играл, но никогда не выходил за пределы благоразумия. Он состоял членом трех клубов – Болдвин, Кавендиш и Бэгетель. Было установлено, что в день своей смерти, после обеда, Рональд сыграл один роббер в вист в клубе Бэгетель. Он играл там также и до обеда. Его партнеры – мистер Меррей, сэр Джон Харди и полковник Моран – показали, что игра шла именно в вист и что игроки остались почти при своих. Адэр проиграл, быть может, фунтов пять, но не более. Состояние у него было значительное, и такой проигрыш никак не мог его взволновать. Он играл почти ежедневно то в одном клубе, то в другом, но играл осторожно и обычно оставался в выигрыше. Из свидетельских показаний выяснилось также, что месяца за полтора до своей смерти Адэр, играя в паре с полковником Мораном, в один вечер выиграл у Годфри Милнера и лорда Балморала четыреста двадцать фунтов. Вот и все, что стало известно о последних неделях его жизни.

В тот роковой вечер он вернулся из клуба ровно в десять часов. Матери и сестры дома не было, они уехали в гости. На допросе горничная показала, что она слышала, как он вошел в свою комнату. Комната эта, расположенная во втором этаже, выходила окнами на улицу и служила ему гостиной. Перед приходом молодого графа горничная затопила там камин и, так как камин дымил, открыла окно. Ни одного звука не доносилось из комнаты до двадцати минут двенадцатого – в это время вернулись домой леди Мэйнус и ее дочь. Леди Мэйнус хотела зайти к сыну и пожелать ему спокойной ночи, но дверь в его комнату оказалась запертой изнутри, и, несмотря на крики и стук, никто не отзывался. Тогда она подняла тревогу, и дверь пришлось взломать. Несчастный юноша лежал на полу возле стола. Голова его была страшно изуродована револьверной пулей, но никакого оружия в комнате не оказалось. На столе лежали два кредитных билета по десять фунтов и семнадцать фунтов десять шиллингов серебром и золотом, причем монеты были сложены маленькими столбиками разной величины. Рядом с ними лежал лист бумаги, на котором были написаны цифры, а против