Внук притянул Олимпиаду к себе, обнял за шею, как всегда перед сном поцеловал и попросил.

– Рассказывай скорее. Никто не умеет так интересно рассказывать, как ты.

– Когда родился Аполлон, вся природа вокруг ликовала.

– Потому что наступила весна, как сейчас?

– Да, дорогой. Юный Аполлон понесся по яркосинему небу с кифарой в руках, с серебряным луком за плечами. Золотые стрелы громко звенели в его колчане. Он летел высоко над землей, грозя всему злому, летел туда, где жил грозный Пифон, преследовавший его мать Латону. Он хотел отомстить ему за всё зло, которое тот ей причинил.

– Пифон такой же злой, как Кассандр?

– Да… Но Кассандр хуже Пифона.

– Значит, Аполлон настигнет и Кассандра?

– Обязательно.

Маленький Александр задумался, затем потребовал.

– Рассказывай дальше.

– Пифон жил в мрачном ущелье, где царил мрак и холод.

– Как в нашей крепости? – спросил внук.

– Да, – у Олимпиады от жалости защемило сердце.

– Ужасный Пифон выполз из своего логовища. Громадное туловище его, покрытое чешуей, извивалось меж скал, которые сотрясались от тяжести его тела и сдвигались с места. Пифон все предавал опустошению. В ужасе бежали от него нимфы и все живое. Пифон в ярости поднялся, раскрыл свою ужасную пасть и уже готов был поглотить златокудрого Аполлона. Тогда раздался звон тетивы серебряного лука, как искра сверкнула в воздухе не знающая промаха золотая стрела, за ней другая, третья. Стрелы дождем посыпались на Пифона, и он бездыханный упал на землю.

– Аполлон победит Кассандра? – уже засыпая, поинтересовался маленький Александр.

– Кассандра победишь ты, – с уверенностью в голосе сказала царица и крепко поцеловала внука.

Когда Александр заснул, Олимпиада положила на его ложе маленький лук и колчан со стрелами, которым в детстве любил играть её великий сын.

– Расти сильным и непобедимым!

Она склонилась над спящим внуком, крепко поцеловала его и стремительно удалилась, чтобы попрощаться с Роксаной и Фессалоникой.

Суровая, неулыбчивая Роксана вместе с красавией Фессалоникой ожидали царицу в одном из залов. Они поднялись навстречу Олимпиаде. Фессалоника упала перед ней на колени.

– Прости меня, что я не в силах защитить тебя!

Олимпиада помогла ей встать, крепко обняла.

– Я любила тебя, как родную дочь, даже сильнее.

Она подошла к столу и, устроившись в кресле, велела женщинам садиться, затем попросила рабыню наполнить кубки вином.

Фессалоника подняла на Олимпиаду удивленный взгляд.

– Да, Фессалоника, я – царица и умереть должна, как царица. Не печальтесь. Ваш долг теперь, и твой, Роксана, и твой, Фессалоника, отомстить за меня.

Роксана опустила глаза. Ей было страшно оставаться одной в этой чужой стране. Фессалонику она невзлюбила сразу, так как только этой красавице царица доверяла все свои тайны. Роксана сожалела, что покинула Вавилон. Неужели её тоже настигнет кара за убийство Статиры, как Олимпиаду за множество убиенных, ни в чем неповинных людей? Слова Олимпиады вывели Роксану из оцепенения.

– Запомни, Роксана, Македония чужая для тебя страна, здесь тебя никогда не признают, поэтому я советую, чтобы воспитанием Александра после моей смерти руководила Фессалоника. Если же придется совсем трудно, ищи помощи на своей родине в Бактрии.

Заметив встревоженный взгляд Роксаны, положив руку ей на плечо, Олимпиада продолжила.

– Я хочу, чтобы мы осушили эти кубки за счастье и здоровье наследника царского престола Александра Четвертого. Да хранят его боги!

Женщины осушили кубки.

Царица твердым голосом произнесла.

– Вы должны воспитать Александра и оградить его от влияния Кассандра. Кассандр будет стремиться захватить царский трон. Запомните, Полиперхонт жив. У него еще осталась армия, преданная царскому дому. Срочно пошлите к Полиперхонту гонцов. Регент найдет способ спасти и вас, и будущего властелина мира. Клянитесь исполнить мою волю.

– Клянусь не дать в обиду сына, – сурово проговорила Роксана.

– Клянусь выполнить твою волю, царица, – тихо вторила ей Фессалоника.

Окинув молодых женщин властным взглядом, царица, как клятву, произнесла заранее приготовленные слова.

– Пусть царь Александр Четвертый станет таким же, как и мой сын, его отец, Александр Великий, непобедимым и всемогущим. Пусть он смотрит на мир смело и свободно, подобно орлу, направляющему свой полет вверх, к солнцу!

И Роксана, и Фессалоника были поражены мужеством царицы. Страшная действительность, казалось, только закалила её сердце. Выражение её царственного лица было решительным и спокойным.

– Тебе, Фессалоника, я завещаю свои драгоценности и наряды. Запомни, красота могучее оружие, воспользуйся им, чтобы покарать моих врагов. Тебе, Роксана, я завещаю дворец в Пелле. Помните обе, – вы в ответе за жизнь Александра Четвертого. А теперь оставьте меня одну.

На многие торжества одевалась царица Олимпиада, но никогда еще не одевалась она так обдуманно.

Великолепный праздничный пурпурного цвета наряд и диадему, украшенную драгоценными камнями, выбрала царица для своего последнего выхода.

Ранним утром двести воинов были посланы для приведения приговора в исполнение. Им было приказано заколоть царицу без промедления.

Воины отправились в крепость, где находилась Олимпиада. За ними следовали родственники казненных македонян.

Кассандр с братьями замыкали шествие.

Олимпиада, гордая, величественная и непреклонная, вышла навстречу своим убийцам, окинула всех презрительным взглядом.

– Жалкие трусы, вас много, а я одна. Вы дрожите, а я не боюсь вас. Ну что же, убейте меня, мать того, кто принес славу Македонии, покорив мир. Что же вы медлите?

Царица поправила свои седые волосы, медленно стала приближаться к воинам.

Воины в ужасе отступили назад, не решаясь поднять руку на мать Александра Великого, испугавшись кары богов.

Тогда вперед выступили родственники казненных.

Голоса грозно и явственно произносили.

– Смерть!.. Смерть!.. Смерть!..

Олимпиада поняла: у воинов не поднялась на нее рука, у этих поднимется.

Толпа родственников приближалась. В руках – камни. В глазах – всё сметающая на своем пути ненависть. Как ей было знакомо это чувство. Жаль, что она казнила так мало, надо было казнить больше и безжалостнее. Они этого достойны!..

Царица подняла голову. Над ней простиралось бескрайнее синее-синее небо. Через несколько минут она увидит только черную землю и собственную кровь. И вдруг Олимпиада увидела лицо любимого сына. Александр улыбался ей, юный, двадцатилетний, каким она видела его последний раз, и звал к себе.