— Очень хороший словарь, — не удержался Аксютин. — Был в нем ряд неточностей, но мы в своем институте легко их устранили.

— Мы получили также ключ к расшифровке их письменности. Хотя в силу местных обычаев он доступен лишь иерархам и служителям некоторых религиозных культов… К сожалению, спустя полторы тысячи часов пребывания на Уэркаф контакт был прерван. Инициаторами были Аафемт, хотя не исключено, что поводом послужила какая-то наша оплошность. После детальной экспертизы нашего поведения в контакте, впрочем, подтверждения этому не нашлось… Мы покинули Уэркаф чрезвычайно раздосадованные, но до некоторой степени и благодарные случаю за счастливую возможность передышки. Накопленный материал следовало обработать и вернуться на контакт во всеоружии. В течение двух лет мы систематизировали нашу добычу в тесном содружестве с тверским Институтом общей ксенологии, — легкий кивок в сторону Аксютина, излучавшего удовольствие, — а затем возвратились на Уэркаф. Мы располагали ясными, по нашему мнению, представлениями о цивилизации и обществе Аафемт, обширным словарем, богатым «фондом общения», куда ксенологи относят всевозможные познания из области неформальной культуры…

— Обычаи, фольклор, сленг, — пояснил Аксютин, уловив тень непонимания на лице плоддера.

— Отягощенные нашими познаниями, мы проторчали в зоне контакта две тысячи часов. После чего, отчаявшись, исчерпав резервы терпения, вернулись на базу. Констатирован был полный провал. То есть несколько раз мы регистрировали присутствие наблюдателей Аафемт. Но на контакт они не пошли.

— Это было золотое время! — вдруг объявил Дедекам, мечтательно возведя взгляд к потолку. — На базе царил образцовый порядок. Никаких шумных сборищ, никаких авралов и ложных тревог. Никто не засыпал в библиотеке. Никто не забывал обугленных костей и черепов в бассейне, куда, между прочим, чаще всего наведываются хорошенькие девушки покрасоваться телом. И я почти отвык от женских истерик и нелепых служебных расследований о якобы имевших место зверских убийствах ксенологами инакомыслящих из своей среды, с поголовной проверкой личного состава на физическое наличие. — На бронзовые скулы командора пал бурый румянец. Красота! Ксенологи ходят тихие, пристыженные, благонамеренные. Либо прячутся по своим каютам и занимаются самоуничижением. И персоналу базы выпадает редкая возможность вздохнуть полной грудью.

— Да, нам потребовалось некоторое время на то, чтобы залечить раны, нанесенные нашему профессиональному самолюбию, — признал Дилайт, оправляясь от смущения. — После чего мы предъявили ультиматум руководству ИОК об откомандировании в наше распоряжение экспертов, непосредственно занимавшихся теоретической поддержкой нашей миссии.

— Ультиматум! — фыркнул Аксютин. — Пали в ноги директорату, вымаливали нас, униженно суля фантастические дары и подношения. И то ничего бы у вас не вышло, не страдай я любопытством, не захоти Вилга сменить остановку, не впади Биссонет в творческий кризис. А вот Азаровского вы так и не заполучили, как того хотели…

— Это несущественно, — сказал Дилайт, не моргнув глазом. Он-то знал, что никто не поверит, будто человек его склада станет кого-то о чем-то умолять. Да еще униженно. Аксютин тоже понял это и в огорчении умолк. Таким образом, мы усилили состав миссии. Если, разумеется, глагол «усилить» вообще применим к людям, равно не владеющим ни фогратором, ни походным лингвистическим анализатором «Портатиф маджестик» или хотя бы «Линкос суперконтакт». — Эту колкость Аксютин принужден был заглотить с надлежащим смирением. Ибо тут крыть ему было нечем: все сказанное являло собой истинную правду. — И уже готовились вновь испытать терпение наших драгоценных партнеров по общению. Как вдруг совершенно случайно, на уровне слухов, до нас дошла весть, что в интервале между второй и третьей нашими миссиями на Уэркаф высаживался некто Кратов. Непреднамеренно, на утлом суденышке. И что-де упомянутый Кратов располагает некой любопытной информацией, извлеченной им во время этой высадки.

— Мы по своим каналам обшарили пол-Галактики, — сказал Аксютин сердито. — Никто не упрекнет нас в неинформированности. Только никаких следов этого мифического Кратова мы не обнаружили. То есть наткнулись на целую ораву всевозможных Кратовых, но ни один из них не имел никакого касательства к Уэркаф.

— И понадобилось некоторое напряжение фантазии, — покивал Дилайт. — А также познания в области общественных структур. Не инопланетных, заметьте, а наших, человеческих.

— Так ты что же, — привстал со своего места Аксютин. — Разыскал этого Летучего Голландца и скрыл от меня?!

— Разыскать несложно, — веско промолвил Дилайт. — А заполучить труднее. Нужно было преодолеть некоторое сопротивление и самого Кратова, и сообщества, к которому он принадлежит. И потом, я хотел преподнести тебе сюрприз. Разве ты не любишь, когда тебе делают сюрпризы?

— Ничего не понимаю, — сказал Аксютин, хотя уже все понял.

— Кратов — это я, — сумрачно пояснил плоддер. — Срок моего отчуждения, который я сам себе положил, еще не истек.

…Кратов летел на плоддер-пост Кохаб, где его дожидался Грант. Он вез другу и напарнику великий подарок. Точнее, подарок вез его. Почти новый корабль класса «корморан» — ибо совершенно новые в Плоддерский Круг не попадали.

Судя по тому, что «корморан» в столь приличном состоянии был презентован плоддерам, на трассах Внешнего Мира затевалось техническое перевооружение. Это могло означать, в частности, что Кратов, попытавшись вернуться в драйверы, обнаружил бы себя безнадежно отставшим от прогресса, и ему светили бы повторный курс обучения навигации либо полная смена профессии. С тем же успехом это могло ничего и не означать.

Сейчас, удобно устроившись в чистенькой, хорошо освещенной, не знавшей еще пожаров, наводнений и лучевых атак кабинке «корморана», он старался об этом не думать. Без работы он все равно не останется. Мир велик, вселенная бесконечна…

Кратов мог бы идти на «корморане» все сорок положенных часов не покидая экзометрии. Тогда обошлось бы без приключений. Но он имел при себе сообщение для плоддер-поста Шератан, которое упросили его принять в доке, откуда он летел. Связь между плоддер-постами осуществлялась по прямым спецканалам низкой энергонасыщенности, и от дока на Шератан напрямую сообщение не попадало. Та точка пространства, которой достиг «корморан» к двенадцатому часу лета, была близка к оптимуму для разговора с Шератаном. Поэтому Кратов выбросился в субсвет, чтобы выполнить просьбу.

Сообщение было кодированным — ультраплотная строка импульсов различной интенсивности. При желании Кратов мог бы «разморозить» текст: большинство кодов он знал, а если бы это оказался новый, ему неизвестный, то подобная задачка лишь скрасила бы ему рейс. Но такого желания у него не возникло.

«Корморан», и впрямь похожий на птицу, давшую ему имя, с острым клювом сигнал-пульсатора и распростертыми крыльями гравигенераторов, недвижно завис внутри вселенских сфер, присыпанных алмазной пудрой звезд. Неспешно и чинно наплывало на него случившееся поблизости светило, имени которого Кратов не ведал — огромное, изжелта-белое, лохматое. Кратов трижды передал сообщение в спецканал ЭМ-связи и получил подтверждение от Шератана вкупе с пожеланиями плоддерского счастья, что слагалось из везения пополам с умением. Теперь он был свободен от обязательств и волен беспрепятственно следовать на Кохаб.