Во всех этих примерах мы наблюдаем одну и ту же закономерность. Очертания европейской истории, как и во многом истории остальных частей света, в очень большой степени определяют эффекты крупных потрясений, но критически важным при этом оказывается баланс сил между государством и обществом.

Расходящиеся эффекты крупный потрясений определили влияние и других знаковых эпизодов, включая распад Советского Соза в 1991 году. Советское государство было образцовым примером Деспотического Левиафана у себя дома в России, и оно служило источником деспотической власти в Восточной Европе и в контролируемых им азиатских советских республиках. Его крах в 1991 году совпал с резким спадом силы государства. Как выразился чешский драматург, диссидент и будущий президент Вацлав Гавел в своем эссе «Сила бессильных»,

Но вот наступил распад не только советских «органов манипулирования» и способности государства контролировать общество. Обретшие независимость страны также остались без систем налогообложения и многих других аспектов современной администрации.

Все это, конечно, произошло не в один день. Когда в 1985 году к власти в Советском Союзе пришел Михаил Горбачев, в его планы входило обновление, а не разрушение. Он объявил о политике гласности и перестройки и в основном был заинтересован именно в перестройке существующих институтов и стимулов застойной советской экономики. Но он опасался, что консерваторы из Коммунистической партии ни за что не примут эти реформы, поэтому дополнил их политической открытостью («гласностью»), чтобы ослабить этих консерваторов. Неясно, предусматривал ли он риски, но его стратегия породила огромное недовольство, особенно в регионах, тяготившихся централизованным контролем Москвы. Нигде это недовольство не проявлялось так остро, как в Восточной Европе и Прибалтике, оккупированных Советским Союзом в конце Второй мировой войны. До этого антисоветские выступления проходили в Венгрии в 1956 году и во время Пражской весны 1968 года, когда и происходило становление Вацлава Гавела как политика, но эти выступления были подавлены. К январю 1990 года Коммунистическая партия Польши проголосовала за самороспуск, а в декабре этого же года Михаил Горбачев был вынужден объявить о прекращении существования Советского Союза. Россию вскоре наводнили западные экономисты и эксперты, предлагавшие новому правительству помощь в переходе к рыночной либеральной демократии. Польшу тоже, но эти страны в итоге разошлись по разным дорогам.

Крах государственной власти в результате распада Советского Союза имел очень разные последствия в зависимости от того, где страна находилась по отношению к коридору. Россия была глубже погружена в область Деспотического Левиафана. На момент прихода к власти Горбачева Польша находилась под железным кулаком генерала Войцеха Ярузельского, но все же ближе к коридору, поскольку его государство, пусть и правившее при советской поддержке, менее доминировало над обществом, а гражданское общество Польши было менее выхолощенным. По сути, приход к власти Ярузельского был ответом на пробуждение польского гражданского общества в 1980–1981 годах. Распад Советского Союза вынудил Ярузельского отойти от власти и подвел Польшу к коридору.

Существовали и другие, более глубокие различия. Прежде всего в Польше никогда не было массовой коллективизации сельского хозяйства, проведенной в России и Украине при Сталине. Люди в основном сохранили свою землю; у гражданского общества была некая передышка, позволившая ему расти в тени серпа и молота. Иронично, что польское общество организовалось как раз на гданьской судоверфи имени Ленина, основателя Советского Союза. Здесь в сентябре 1980 года под руководством Леха Валенсы был организован независимый профсоюз «Солидарность». Год спустя он распространился по всему польскому обществу, и его численность достигла десяти миллионов – около двух третей всей рабочей силы. Правительство ответило введением военного положения и назначением Ярузельского. Но к тому времени «Солидарность» была уже слишком большой, чтобы ее подавить, и последовала патовая ситуация. К январю 1989 года Ярузельский созрел до заключения соглашений о разделе власти. В апреле 1989 года «Солидарность» подписала с правительством соглашение о круглом столе, предполагавшее проведение выборов в июне того же года. Но система была подстроена под коммунистов, которые зарезервировали себе места и получили бы большинство голосов, в результате чего президентом выбрали бы Ярузельского. Он надеялся на то, что эти выборы помогут умиротворить «Солидарность». Именно так немецкий драматург Бертольд Брехт в 1950-х годах охарактеризовал отношение восточногерманского правительства к выборам:

Но Ярузельский не рассчитал последствия. Коммунистическая партия потеряла все места при свободных выборах, полностью подорвавших легитимность всего соглашения. «Солидарность» потребовала большего, в августе пришла к власти и назначила премьер-министром Тадеуша Мазовецкого.

Перед Мазовецким встала незавидная задача разработки перехода от социализма. Прежде всего он назначил Лешека Бальцеровича ответственным за разработку плана экономической реструктуризации. План оказался примером так называемой шоковой терапии, драматического прыжка к рыночной экономике. Бальцерович отменил контроль над ценами, позволил государственным предприятиям обанкротиться и обложил налогами зарплаты на государственных предприятиях, чтобы специально сделать их неконкурентными относительно нового частного сектора. И они все разорились! Национальный доход резко упал, начался массовый отток из государственного сектора, которому позволили отмирать.

Общество отреагировало протестами. Вместо упрочения демократии, умиротворяющей рабочее движение, возникла непрерывная волна забастовок; доходы падали, безработица росла. В 1990 году было 250 забастовок, в 1991-м – 305, в 1992-м – уже более 6000, а в 1993-м – более 7000. Протесты, демонстрации и забастовки оказались мощным средством давления на правительство с целью достижения общественного консенсуса относительно его плана действий. Когда президентом стал Лех Валенса, Бальцерович согласился привлечь профсоюзы к дискуссии о политике в области заработной платы, и в частности о спорном повышении налога на заработную плату на государственных предприятиях. К концу 1991 года Бальцерович был уволен, но переходный период уже мобилизовал общество. В 1992 году в сейме, парламенте Польши, были представлены двадцать восемь различных партий, и, конечно, было множество разногласий по поводу того, как двигаться дальше. Несмотря на разногласия, сейму удалось принять «Малую конституцию» – смешанную систему парламентаризма и президентского правления, сменившую старую конституцию до принятия новой в 1997 году. Тем временем Валенса попытался укрепить свою власть за счет сейма, но у него это не получилось. Политический компромисс выразился в поправках к экономическому переходу страны. Правительство начало привлекать больше ресурсов в государственный сектор и попыталось смягчить шоковую терапию. Был введен новый универсальный индивидуальный подоходный налог. В феврале 1993 года министр труда и социальной политики Яцек Куронь предложил сформировать трехстороннюю правительственную комиссию, в рамках которой правительство, руководство и профсоюзы смогли бы обсуждать экономическую политику. Некоторые западные политики резко критиковали такой подход, подрывавший, по их мнению, принципы перехода к рыночной экономике, но это придало легитимность реформам и привлекло к принятию решений общество, без чего переход к коридору не имел бы никаких шансов, как это мы увидим на примере России.