— Ситковский? — удивился Бай. Он отлично знал его, как знал, чем кончилось его дело. — Слышал, да. Но встречаться как-то не приходилось, интересы не совпадали. Он же, кажется, в основном иконами интересовался… А потом был какой-то криминал, да?

— Да, — спокойно заметил Турецкий. — Он нескольких коллекционеров, извините за негуманный термин, пришил. Так как же — это тоже страсть?

— Возможно, — задумчиво проговорил Бай, все еще не понимая, куда клонит следователь. Его, что ли, подозревает? — А к чему, собственно, ваши вопросы, позвольте полюбопытствовать?

— Вспомнил я дело Ситковского. Странная закономерность: ему жертвы сами открывали двери. А коллекционеры, как вы однажды обмолвились, народ предельно осторожный. Даже иной раз и во вред себе, так?

— Вам виднее. Если говорил, значит, так.

— Кому же тогда открыл дверь Константиниди? Зятю? Или еще кому-то, очень хорошо ему знакомому? Вот и загадка. Думаем…

Парочка патрулей все-таки встретилась. И Бай немного успокоился, похоже, не врал следователь. Парни с автоматами выходили к осевой линии шоссе, но, увидев следующую за «рено» патрульно-постовую машину с включенными мигалками, милостиво разрешали ехать дальше. Так и примчались в Переделкино. Подъехали к даче. Выбрались из машины и приготовились попрощаться.

Турецкий, пока Артур бегал открывать ворота, стоял, потягиваясь, и всем своим видом демонстрировал, что сейчас лучше бы всего, конечно, соснуть, но… Служба.

— А у вас тут наверное соловьев тьма-тьмущая?

— Хватает, — усмехнулся Бай, вроде бы ненароком, но, чтоб заметил Турецкий, поглядывая на часы.

Турецкий не замечал. Артур сел в машину и загнал ее во двор, а следователь все, будто нарочно, тянул время.

И тут из «форда» выглянул водитель и громко позвал:

— Александр Борисович, вас срочно!

— Одну минутку, — извинился Турецкий, словно собирался продолжить беседу ни о чем, и побежал к своей машине.

На связи была Романова.

— Сашок, чепе! Ну то есть все как по нотам. Только что ответ дежурный по МУРу сообщил, слухай внимательно: в Староконюшенном едва не состоялось покушение на дочь Константиниди. Заряд большой силы спускали с крыши дома. В перестрелке убит покушавшийся. Лариса опознала, это помощник Бая, как бишь его, Андрюша. Тело отправлено в морг. Ты где?

— В двадцати метрах от меня дача Бая, а сам он стоит у ворот и ждет, когда я вернусь к нему продолжить болтовню о погоде. Это точно? Она не могла ошибиться?

— Она сама назвала. Андрюша, говорит. И подписала протокол опознания личности. А что Бай?

— Взял его возле казино «Рояль» на Беговой, довел до Филей, куда он привез пьяную в дым Кисоту, там и встретились. Подробности у Кости. Он, думаю, не спит.

— Да не-е, не спит, я только что разговаривала с ним. Ладно, давай свои дальнейшие шаги.

— Сообщить о покушении Баю. О трупе. Случайном опознании. А ему навесить это дело наутро.

— Думаешь, запаникует?

— Ага. И сбежит. На Киевский он опоздал. Значит, теперь только в Шереметьево. Там и встретимся.

— Действуй. В ЛОВДе тебя будет ждать майор Климчук.

Саша отключил связь, вышел из машины и медленно

направился к ожидавшему его у настежь распахнутых ворот Баю. Подошел, сунул руки в карманы брюк, покачался в задумчивости с пяток на носки и, выдержав весьма длительную паузу, сказал:

— Плохи дела, Виталий Александрович. Так где, вы говорите, сейчас ваш помощник?

— В отпуске, а что? — забеспокоился Бай.

— И давно?

— По-моему, еще вчера уехал… Да я могу спросить у Артура. Он его, кажется, отвозил на вокзал, к поезду.

— А куда он отбыл?

— Господи, Александр Борисович, вы меня начинаете пугать. Что случилось-то? Что это у вас вид сразу, простите, изменился? Беда какая?

— Чуть не случилась… Только что, сообщили мне из МУРа, было предотвращено покушение на Ларису Георгиевну, находившуюся в квартире отца, в Староконюшенном. Использовали заряд большой силы. Но потенциальный убийца был убит сам в возникшей перестрелке. Документов при себе никаких. Ну, что скажете?

— Это ужас какой-то! — воскликнул Бай. — Зачем? Кому это нужно? Слушайте, вы меня не разыгрываете?.. Впрочем, постойте, а что, если это чья-то месть за арестованных ее насильников?

— Мы сперва тоже так подумали. Но Лариса сумела опознать убийцу: это ваш Личарда. То есть, как вы его называете, Андрюша. Кстати, как его фамилия?

— Беленький, — окончательно растерялся Бай. Даже при свете хилого уличного фонаря было видно, как кровь отлила от его лица. — Но этого никак не может быть!.. Это какое-то чудовищное недоразумение!

— Да уж куда там! — мрачно заявил Турецкий. — Но в связи с этим, Виталий Александрович, я бы просил вас завтра, прямо с утра, подъехать ко мне, в Генеральную, и мы отправимся вместе в морг на опознание. Сейчас уже поздно, да и вам, и мне это ни к чему. Ну а потом будем выяснять обстоятельства этого криминального случая. Так что ваша помощь следствию очень понадобится. Подписку о невыезде, я полагаю, брать с вас сейчас нет необходимости, вы человек ответственный и сами понимаете всю важность вашей явки. Так что, извините, и имею честь. Поеду в Староконюшенный, что делать, служба. До свиданья.

Прощание было сухим и без всяких рукопожатий. Бай стоял перед воротами, в буквальном смысле слова, с открытым ртом. Потом, когда милицейская машина исчезла за поворотом, опрометью кинулся в дом.

Он дошел уже до той точки, когда человек, охваченный паникой, вполне сознательно начинает лепить одну ошибку за другой. Бежать? Но куда? Опять все бросать и — заново? Сил не хватит. Но Андрей! Как он мог, как мог… залететь?! Профессионал же! И Макар должен быть рядом… Что делать? Что говорить? Утро — вот оно, уже светает… Сколько осталось времени?.. Нет, эта встреча далеко не случайна. Они знают. Но что? Надо уходить! Хотя он же не взял подписки. А я был пьян! Мало ли, что-то упустил! Спокойно! — приказал наконец сам себе Бай.

— Андрей! А, будь ты проклят! Артур, иди сюда! — И когда шофер подошел, сказал уже почти спокойно, только багровый цвет лица выдавал его крайнее волнение: — Проверь со всех сторон, нет ли кого. Сейчас выезжаем. И давай через Мичуринскую.

Ереванский пассажирский поезд № 943 уходил с Курского вокзала с седьмого пути. Шестнадцатый вагон — не Бог весть что. Его качает и кидает, он обычно самый неудобный и грязный во всем составе. Тем более что и называется-то плацкартным. Было уже три часа, и до отхода оставалось пятнадцать минут.

На перроне быстрый гортанный говор, народ собирался покидать столицу своеобразный. Среди отъезжающих, как ни приглядывайся, провожающих не отыщешь. Ну кто в такое время соберется в дорогу? Однако они были. Двое: один с глубокими залысинами на черепе, второй с характерным носом боксера, раздавленным и почти плоским. А провожали эти двое высоких парней, одетых в джинсы и кожаные куртки, невысокого хиленького лысого человека в барашковой шапке, которую на Кавказе носят крестьяне.