Сзади, отделившись от путаницы суетящихся огней, к нам приближается один из них. Топовый огонь расположен высоко: по-видимому, это эсминец.

Мы, однако, почти не продвигаемся вперед. Лодка, рыская, борется с течением.

А корабль приближается. Его тонкий силуэт уже отчетливо виден на фоне подсвеченного неба.

– Видит он нас, что ли? – говорит Эндрасс глухим голосом.

– Самый полный вперед! – кричу я вниз.

– Машины работают на максимальных оборотах! – возвращается снизу.

Кошмар. Кажется, что мы движемся очень медленно, как будто заколдованные какой-то невидимой силой. А смерть приближается. она все ближе .

Корабль дает несколько вспышек сигнальным прожектором: короткая – длинная – короткая.

– Этого еще нам не хватало, – шепчет Эндрасс.

Лодка вибрирует во всех стыках, как будто из последних сил вырываясь на свободу.

Мы должны. должны уйти. В напряженном сознании нет больше ни одной мысли. Только: мы должны уйти.

И здесь – это как чудо – корабль отворачивает. Его огни начинают удаляться, а еще через некоторое время мы слышим грохот взрывов первых серий глубинных бомб.

Лодка медленно преодолевает горло пролива. Вокруг темно и тихо. Только издалека доносится эхо отдаленных взрывов глубинных бомб.

И вот перед нами открывается простор моря. Широкий, теряющийся вдали – бесконечный под бесконечным небом.

И вздохнув полной грудью, я подаю команду, последнюю команду этой акции: «Всему экипажу: один линкор уничтожен, другой торпедирован! Мы возвращаемся!».

Смех. Крики «Ура!». Поздравления. На этот раз они могут шуметь вволю.

Затем все становится на свои места. Сменяются вахты, мы едим, пьем, спим, как обычно. Только нервы еще дрожат от возбуждения. В полдень следующего дня, когда мы уже далеко южнее, в Северном море, в радиопередаче из Германии говорится: «В бухте Скапа-Флоу немецкая подводная лодка торпедировала и потопила английский линкор „Ройал Оук“. Согласно английскому сообщению, немецкая подводная лодка была также потоплена».

Когда приходит это сообщение, я нахожусь в центральном посту. Рядом со мной стоит Густав Бём, машинист центрального поста. Мы смотрим друг на друга, и вдруг этот толстячок взрывается хохотом и, давясь и плача от хохота, повизгивает: «Потоплена. немецкая подводная лодка. ха-ха-ха!.. Это мы-то потоплены!..»

Однако напряжение последних дней еще долго держит наши нервы натянутыми.

Через трое суток мы подходим к своей базе, и мол протягивает нам свою каменную руку.

С вахтенного поста на молу нам передают сообщение сигнальным прожектором, и Хэнзель читает вслух: «Гросс-адмирал [98 Гросс-адмирал Э. Редер, главнокомандующий ВМС Германии.]ожидает лодку на шлюзе».

Со смешанным чувством радости и тревожного волнения я приказываю свободным от вахты в кожаной одежде построиться на верхней палубе.

И когда мы приближаемся, и оркестр поднимает свои сверкающие духовые музыкальные инструменты, и немецкий морской гимн доносится до нас, когда люди, сотни людей, ликуют и машут нам руками, и наша лодка входит в шлюз и становится на швартовы, когда я спускаюсь с мостика и по сходне перехожу на мол и иду прямо к адмиралу в голубом форменном пальто, я чувствую, как торжественность момента как могучая волна, поднимается и захлестывает меня.

Когда я докладываю, у меня перехватывает горло:

– Лодка и экипаж из боевого похода возвратились. Один линкор противника потоплен, второй поврежден!

Гросс-адмирал благодарит меня от имени фюрера, от имени Военно-морского флота.

Затем ко мне подходят другие встречающие лица из свиты.

Первый из них – контр-адмирал Дёниц, командующий подводными силами. Его рукопожатие крепкое и долгое. Он благодарит меня, а мне так бы хотелось сказать в ответ: «За что благодарность? Ведь головой этого предприятия были Вы, а я – лишь его рукой». Но церемония встречи не дает мне этого сделать, и я лишь вытягиваюсь перед ним в стойке…

Мы снова выходим из шлюза к месту стоянки в гавани. Едва мы ошвартовались, прибывает офицер и сообщает мне о нашем приглашении к фюреру: «Командир и экипаж должны быть в государственной канцелярии завтра».

Экипаж кричит «Ура!», и эхо разносится по всей гавани.

Затем следуют полет в персональной машине фюрера в Берлин, посадка в Темпельхофе и поездка через улицы города в окружении тысяч. десятков тысяч людей, которые приветственно кричат и машут руками.

И вот мы у фюрера.

Весь экипаж стоит в строю в большом, подобном залу, кабинете. Снаружи с улицы приглушенно доносятся крики людей, которые все еще не могут успокоиться от охватившего их воодушевления.

Входит адъютант и сообщает:

– Фюрер!

Вот он появляется. Я видел его уже иногда раньше. Но я никогда не чувствовал так глубоко величие этой жизни, как в это мгновение.

Мы соприкоснулись с этим величием, и мечта нашей юности стала реальностью. Этот момент, когда мы ее осуществили, и является, вероятно, самым главным в нашей жизни. В жизни, которая соприкоснулась с его жизнью. Жизнью человека, который воспринимает позор и бедствие своей страны, как свой собственный позор, как свое собственное бедствие, и который делает все, чтобы отечество стало свободным и счастливым. Он верит и действует. один на восемьдесят миллионов. Его вера завоевывает жизнь. Его мысль становится действием .

Я подхожу к фюреру и докладываю ему о выполнении задания. Он благодарит, подает мне руку. Затем вручает мне Рыцарский крест Железного креста, и одновременно награды всему экипажу.

Гордость и счастье… Я ощущаю их в этот час в полной мере, и я солгал бы, если бы не признал это открыто.

Судьба высоко подняла меня в это мгновение. И все же я осознаю, что я стою здесь одновременно за всех, кто безымянно и безмолвно вел борьбу так же, как и я. Нас разделил только видимый успех. А что есть такой успех? Его можно назвать счастьем или удачей. Но, как это принято считать у настоящих мужчин, он приходит только к тому, кто имеет сердце борца и способен пожертвовать собой во имя дела, которому он служит.

Фюрер проходит вдоль строя экипажа. Он подает каждому свою руку и каждого благодарит в отдельности. Я следую за ним и смотрю на них, членов моего экипажа, и ощущаю, что наши сердца бьются вместе.

Когда Немецкое издательство обратилось ко мне с просьбой написать книгу о моих переживаниях, моя лодка как раз находилась в ремонте на верфи.

Таким образом, совершенно неожиданно, во время войны, у меня появились досуг и повод оглянуться на свою жизнь.

При написании своих воспоминаний я старался не отходить от правдивого изложения событий, в большинстве случаев называя людей и вещи их реальными именами. Так, например, Виташек и старина Стёвер действительно ходили по палубе парусника «Гамбург», а бедняга Тайсон и сегодня живет с одной ногой где-то в Саксонии. И события на самом деле происходили приблизительно так же, как они здесь изложены.