— Не меньше, чем ты, — отвечает она и обращается ко мне: — Ну-ка свяжи их. И хорошенько. Когда они придут в себя, то будут очень сердиты.

Аманда вытирает лицо рукавом. Мы связываем больболистов — по отдельности, а потом вместе, руки за спину, каждому по петле на шею. Веревки мало, но пока что хватит.

— Это ты? — спрашивает Джимми. — Я, кажется, тебя где-то видел.

Я иду к нему — очень медленно и осторожно, потому что у него до сих пор пистолет в руках.

— Джимми, — говорю я, — это я, Рен. Помнишь меня? Положи эту штуку. Уже все хорошо.

Так говорят с детьми.

Джимми опускает пистолет-распылитель; я обнимаю Джимми и долго не разжимаю рук. Он дрожит, но на ощупь ужасно горячий.

— Рен? — повторяет он. — Ты умерла?

— Нет, Джимми. Я жива, и ты тоже.

Я приглаживаю ему волосы.

— У меня в голове такая каша, — говорит он. — Мне иногда кажется, что все умерли.

О ХРУПКОСТИ ВСЕЛЕННОЙ

Говорит Адам Первый

Дорогие мои, немногие оставшиеся друзья!

У нас совсем мало времени. Часть его мы использовали на то, чтобы добраться сюда, на место бывшего сада «Райский утес», где во дни, более преисполненные надежд, мы столь счастливо проводили время.

Воспользуемся этой возможностью, чтобы в последний раз поразмыслить о Свете.

Ибо восходит новая луна, знаменующая наступление Дня святой Юлианы и Всех Душ. Всех Душ, а не только человеческих; в их число входят души всех живых Созданий, прошедших по этой Жизни, претерпевших Великое Превращение и вошедших в состояние, называемое Смертью, которое правильнее называть Новой Жизнью. Ибо в сем, нашем Мире и в очах Господа ни единый атом, когда-либо существовавший, не потерян.

Дорогой Диплодок, дорогой Птерозавр, дорогой Трилобит; дорогой Мастодонт, дорогой Додо, дорогая Бескрылая гагарка; дорогой Странствующий голубь; дорогая Панда, дорогой Американский журавль; и вы, бесчисленные остальные, кто в свой день резвился в нашем общем саду: будьте с нами в день нашего испытания, укрепите нашу решимость. Как и вы, мы радовались воздуху, солнечным лучам, лунной дорожке на воде; как и вы, мы слышали призывы времен года и отвечали им. Как и вы, мы наполняли Землю. И, как и вы, мы ныне должны присутствовать при гибели своего Вида и исчезнуть с лица Земли.

Как всегда в этот день, слова святой Юлианы Нориджской, этой сострадательной святой четырнадцатого века, напоминают нам о хрупкости нашего Космоса — о хрупкости, вновь подтвержденной физиками двадцатого столетия, когда Наука открыла огромные пустые пространства не только внутри атомов, но и меж звездами. Наш Космос — не более чем снежинка. Обрывок кружева. Как прекрасно сказала наша святая Юлиана, выразив свою нежность ко Вселенной в словах, которые отдаются эхом в веках:

«…Он также явил маленькую вещь, размером с лесной орех, в ладони моей руки, и вещь эта была круглой, как шарик. Я посмотрела на нее мысленным взором и подумала: „Что бы это могло быть?“ И был мне примерно такой ответ: „Это все, что сотворено“. Я удивилась, как она вообще могла существовать, потому что мне казалось, что она была такой крошечной, что могла в одночасье исчезнуть. И был мне ответ в моем сознании: „Она пребывает и пребудет вечно, потому что Бог любит ее; и все имеет свое бытие по любви Божьей“».[22]

Заслуживаем ли мы Любви, с коей Господь хранит наш Космос? Заслуживаем ли мы ее как Вид? Взяв данный нам Мир, мы беспечно уничтожили самую его ткань и населявших его Созданий. Другие религии научили нас, что сей Мир будет свернут, как свиток, сожжен и превращен в ничто и что затем мы увидим новое небо и новую землю. Но с какой стати Господь дарует нам новую землю, если мы так плохо обошлись с нынешней? Нет, друзья мои. Не эта земля будет уничтожена, а Род Человеческий. Быть может, Господь создаст новую расу, более сострадательную, которая займет наше место.

Ибо Безводный потоп прокатился по нам — не ураганом, не градом комет, не облаком ядовитых газов. Нет; как мы давно подозревали, это оказалась чума: чума, не поражающая ни одного вида, кроме нашего, не вредящая никаким иным Созданиям. Огни наших городов погасли, системы связи не работают. Гибель и разрушение нашего Сада стали прообразом гибели и разрушения, опустошивших улицы, пролегающие там, внизу. Мы больше не страшимся, что нас обнаружат; прежние враги больше не могут нас преследовать, ибо их, должно быть, сейчас больше всего волнуют чудовищные мучения, сопровождающие распад их собственных телесных оболочек, — если они вообще еще живы.

Но мы не должны, да и не можем, радоваться этому. Ибо вчера чума забрала троих из нас. И я уже чувствую в себе те изменения, которые отражаются в ваших глазах. Мы слишком хорошо знаем, что нас ждет.

Но да встретим мы свою кончину смело и с радостью! Окончим молитвой за Все Души. Среди них — и души тех, кто нас преследовал; тех, кто убивал Господни Создания, кто привел к вымиранию Его Виды; тех, кто пытал именем закона; тех, кто поклонялся лишь богатству; и тех, кто ради достижения земной славы и власти причинял другим боль и смерть.

Простим убийц Слонов, и тех, кто уничтожил последних Тигров; и тех, кто убивал Медведей ради их желчных пузырей, и Акул ради их хрящей, и Носорогов ради их рогов. Простим их от всей души, как и нас — мы надеемся — простит Господь, держащий в Своей деснице наш хрупкий Космос и хранящий его Своей бесконечной Любовью.

Это Прощение — самая трудная задача, которая когда-либо выпадала на нашу долю. Дай нам сил, Господи.

А теперь давайте все возьмемся за руки.

Воспоем же.

Земля простит нам взрыв любой —

Вторженье в свои недра.

Дождем поплачет над собой

И возродится щедро.

Косуля нежная простит

Всех хищников жестоких,

Земля останки сохранит

Для сочных трав высоких.

По замыслу такому Бог

Устроил жизнь так, как мог.

И должен каждый зверь живой

В свой час закончить путь земной,