– И все же эти места имеют надо мной власть! Один запах торфа чего стоит!

– Ностальгируешь по запахам? А на меня они не действуют.

– Торфяные болота, гранитные валуны и тихие заводи, – вздохнула Чармин. – Подмаренник под ногами и терпкий запах тимьяна! Где найдешь такую красоту?

– Дорогая, ты очень сентиментальна. Вот уж не ожидал. Ты заставляешь меня насторожиться.

– На мой счет можешь быть спокоен, – невольно рассмеялась Чармин.

– Надеюсь, что с тобой все в порядке, однако меня терзают дурные предчувствия. Нет-нет, они никак не связаны с тобой, милая! Юджин написал мне, что отец намерен собрать нас всех под одной крышей и никуда не отпускать из отчего дома.

– Слава богу, я финансово независима.

– Представляю, как радостно ощущать себя свободной, но мне от этого не легче, – едко заметил Обри. – Невыносимо сознавать, что такая недостойная особа, как ты (ибо неспособность к творчеству является одним из смертных грехов), наслаждается финансовым благополучием, в то время как я, создавший столько замечательных произведений, вынужден тащиться в глушь и обхаживать папашу, чтобы он оплатил мои долги.

– Почему бы тебе не написать книгу, которая будет хорошо продаваться?

– Ах, дорогая, я бы посоветовал тебе отказаться от другой жизни и вернуться в Тревеллин! Тебе пойдет на пользу. Местным обывателям придутся по вкусу твои взгляды.

– Я всего лишь рассуждаю практически. Если не желаешь продавать свой талант, тогда продай лошадей и не играй на скачках.

– Ты мыслишь прозаически, милая. Оставим этот разговор! Он мне действует на нервы, а я имел неосторожность оставить дома свои нюхательные соли.

Чармин презрительно усмехнулась. Оставшуюся часть пути они ехали в молчании. Лимузин затормозил у дома, где уже подавали чай.

Близнецы отсутствовали, но зато из Дауэр-Хауса пришел Ингрэм. Рэймонд только что вернулся из конюшни, Юджин полулежал на парчовом диване, Вивьен пристроилась рядом. Фейт и Клэй сидели у окна, а Клара, как обычно, разливала чай.

Семейство приветствовало прибывших родственников в своей обычной манере. Ингрэм недовольно произнес: «Господи, я и забыл, что вы сегодня явитесь!», Рэймонд бросил: «Привет!», Юджин вяло помахал рукой, Клара сказала, что рада видеть их, и только Фейт поднялась со стула, чтобы встретить брата с сестрой.

Крепко пожав ей руку, Чармин сняла простенькую шляпку и бросила ее на стул. Энергично тряхнув головой, она засунула руки в карманы фланелевого жакета и села за стол, широко раздвинув ноги.

– Ну, как вы тут? – отрывисто спросила она. – Я вижу, Клэй уже приехал. А Юджин по-прежнему изображает безнадежного инвалида? Как отец?

– Боюсь, в последнее время он не совсем здоров, – ответила Фейт. – Впрочем, увидишь сама. Он постоянно нервничает.

– Пьет, вероятно, – предположила Чармин. – Если это индийский чай, то мне не надо, тетя Клара. Я привезла с собой китайский «Лапсанг» и отдала его Рубену, чтобы Сибилла заварила в фарфоровом чайнике, а не в какой-то жестянке.

– Спасибо, дорогая! – воскликнул Обри. – Я совершенно забыл, какой здесь пьют чай. Юджин, как ты можешь легкомысленно относиться к своему желудку? Эта бурда расстроит тебе пищеварение.

– Если ты воображаешь, что Сибилла станет заваривать два чайника, то ошибаешься, – заметил Рэймонд. – Здесь лучше забыть про капризы. Мы всегда пили только индийский и не собираемся ничего менять.

– Как можно так разбаловать слуг? – возмутилась Чармин. – Дому нужна хозяйка. Фейт с данной задачей не справляется, а Клара у нас не по этой части. Но я надеялась, что Вивьен возьмет все в свои руки. Ведь ей больше нечем заняться. Ковер надо починить, а каминную решетку не чистили с моего последнего приезда.

– Это не мой дом, и меня не волнует, что тут творится, – холодно ответила Вивьен.

– Я надеюсь, что твой визит, дорогая Чармин, не слишком затянется, и такого же мнения, вероятно, придерживаются остальные, – сказал Юджин, передавая свою чашку Вивьен. – Нет, дорогая, больше не нужно. У меня пропал аппетит. Но будем справедливы к Чармин – носки Обри способствовали этому в неменьшей степени, чем ее бойцовский характер.

– Безжалостный злодей! – вскричал Обри. – Мои любимые носки! Поэма из шелка! Как ты можешь, Юджин?

– Они – и ты тоже – вынуждают меня отойти ко сну еще до ужина, – произнес Юджин, прикрыв глаза.

– Какая интересная штука антипатии и комплексы, – невозмутимо проговорил Обри. – Считается, что антипатии всегда взаимны, но я лично так не думаю, поскольку сам не испытываю к вам ни малейшей антипатии. Мне очень нравится находиться в вашем обществе. Мы же все одной породы, что заставляет меня гордиться собой.

– Проклятый щенок, – проворчал Ингрэм. – Так и напрашивается на оплеуху.

– Вовсе нет! У меня золотой характер. Просто вам не нравится моя манера поведения. И я вас понимаю! Я ведь тоже выношу вас с трудом, и ваши эмоции мне вполне знакомы!

Ингрэм побагровел и порекомендовал Обри прикусить язык. Клара попросила их не ссориться, а Клэй с горечью подумал, что вряд ли он когда-нибудь сумеет постоять за себя с такой легкостью и блеском, как Обри.

Уже через сутки все семейство, за исключением старика Пенхаллоу, от души желало, чтобы Обри очутился где-нибудь подальше от Тревеллина. Увидев его по-женски длинные волнистые волосы, немыслимый галстук и такие же носки, близнецы очень похоже изобразили тошноту. Когда он вышел к ужину в тонкой шелковой рубашке и красно-коричневом бархатном смокинге, они дружно заметили, что таких нужно кастрировать. Если бы не присутствие женщин, они, вероятно, проверили бы эффективность этой меры на практике. В ответ Обри лишь очаровательно улыбнулся и попросил их не быть зверями. Когда они попытались завести разговор о конюшнях, он, взглянув на Чармин, начал рассказывать о своем ревю. После ужина закурил папиросу в длинном мундштуке и объявил, что сигары, которые курят его мужественные братцы, слишком крепки для интеллигентного человека.

– А чем мы займемся сейчас? – поинтересовался Обри. – Если бы пианино было настроено, в чем я сильно сомневаюсь, я бы вам сыграл что-нибудь. Или мы, как прошлый раз, набьемся в отцовскую комнату и будем там сидеть до одурения?

– Именно так и будет, – произнес Рэймонд. – И я бы не советовал тебе говорить в подобном тоне с отцом.

– Я вовсе не собираюсь сердить его! Ведь он будет рад увидеть своего малыша Обри. Я всегда считал себя любимчиком в семье. Чармин, золотко мое, могу ли я рассчитывать на капельку твоего китайского чая завтра утром?

– Я хотел бы побеседовать с тобой до того, как ты пойдешь к отцу, – бросил Рэймонд. – Пойдем ко мне в контору.

– А надо ли? – жалобно спросил Обри. – Я восхищаюсь тобой, но просто не знаю, о чем с тобой говорить. Мне всегда казалось, что ты меня недолюбливаешь, а это обескураживает чувствительные натуры, к которым я принадлежу.