Дома, едва увидев маму, Марго радостно воскликнула:

– Мама! Я опозорилась!

– Что такое? – с улыбкой спросила мама.

– Я опять плакала на этом фильме, как тогда в детстве. Представляешь? Я так рыдала, Поль едва успевал утирать мне сопли! – Они все трое смеялись. Лежа в постели, Поль долго не мог уснуть. Вспоминался фильм. Ян Кепура поет тарантеллу Россини. Опера Пуччини «Богема». Девушка умирает на сцене, а зрители в опере думают, что она хорошо играет умирающую. Ночной Париж. И веселый голос Марго: – Мама! Я опозорилась! – Поль так и уснул с растянутым в улыбке ртом.

За завтраком, кофе с круассонами, продолжалось обсуждение фильма, а также всего направления в немецком искусстве, которое теперь именовалось фашистским реализмом. Пришел шофер министерства – вежливый молодой мужчина. Мама и Марго стали очень серьезными, а Полю было весело. По дороге он спросил шофера как его зовут.

– Мулен, – ответил шофер. Он вез Поля в министерство. Значит, он – нечто вроде прислуги или официанта. Развалившись на заднем сиденьи, Поль благодушно сказал:

– Забавное имя. Вас за него дразнили в школе?

– Дразнили, – серьезно ответил Мулен.

– Сколько вам лет?

– Двадцать шесть.

– У вас есть жена?

– Есть. – И тут Поль шутливо спросил:

– Одна?

– Конечно, – серьезно ответил Мулен. – Здесь не Маркизы. В газете писали, у вас там было несколько жен. Это правда?

– Конечно, вы же сами читали.

– А все же, сколько жен у вас было?

– Вы знаете, мне как-то не приходило в голову их сосчитать, – сказал Поль с веселой усмешкой. – На Маркизах нет письменности. Они не знают ни букв, ни цифр. Я там просто разучился считать. – И тут Мулен серьезно сказал:

– Я слыхал, у женщин маори половые губы серого цвета. Это правда?

– Нет. Бывают, но редко, так же как и у белых женщин. – Мулен компетентно уточнил:

– Только в тех случаях, когда сам клитор большой и серый. – Обобщая свой опыт, Поль заметил:

– В этом случае обычно половые губы дряблые.

– Это так, – согласился Мулен. – В этих случаях, когда засовываешь член, они заворачиваются внутрь, и женщине их больно натирает.

– А перед тем как засунуть, надо их хорошо раздвинуть, – посоветовал Поль. Они подъехали к министерству, и на этом их светская беседа оборвалась.

До начала заседания оставалось четверть часа. Поль вошел. Это был небольшой зал с рядами стульев. Перед каждым стулом был маленький столик. Впереди на возвышении была трибуна, перед которой стоял микрофон. Это металлическая палка с коробочкой наверху, в которую следовало говорить. Народу было еще мало, и Полю захотелось подойти к микрофону и сказать что-нибудь в коробочку. Но это было нельзя. И Поль еще не знал, как включается микрофон. Среди присутствующих он увидел мсье Вольруи, Роже, мадам Туанасье. Она что-то обсуждала с лысым мужчиной, перебирая листы в кожаной папке. Мсье Вольруи тоже что-то обсуждал с несколькими мужчинами. К Полю подошел Роже. Они поздоровались. Роже сказал:

– Судя по тому, как вы выглядели в Опере, вы уже с головой окунулись в современную цивилизацию.

– И не собираюсь выныривать, – с улыбкой подтвердил Поль. Тут он встретился глазами с мадам Туанасье. Она кивнула ему, не прекращая серьезного разговора с лысым. Поль отметил, что она очень элегантна. У нее была новая прическа. Модная. Зал стал быстро заполняться народом. К Полю подошел мсье Вольруи. Поздоровавшись, он взял Поля под руку.

– Мсье Дожер, я должен представить вас министру. Мсье Мутэ хочет лично с вами познакомиться. – Министр был уже в зале. Они подошли, мсье Вольруи представил Поля.

– Мсье Дожер, а я узнал бы вас по снимкам, даже если бы встретил на улице, – весело сказал министр. – Где-нибудь на Риволи. Я подошел бы к вам и сказал: Здравствуйте, мсье Дожер. Разрешите представиться: министр заморской Франции. – Они все трое рассмеялись. Началось заседание. Сбоку от трибуны стоял отдельный стол, за которым сидел министр и еще трое мужчин. Роже, сидевший рядом с Полем, шепнул, что один из них – представитель кабинета, а другой – представитель национальной ассамблеи. Главной темой заседания был Вьетнам. К трибуне вышел заместитель министра по Индокитаю. Он долго говорил о позиции Хо-Ши-Мина, а потом заявил, что бомбардировка Хайпхонга приостановила конфликт. – Представитель кабинета тут же с места заметил:

– Но положила началу партизанской войне. – Тут заместитель министра стал доказывать, что министерство не предвидело возможности этой бомбардировки. К трибуне вышел министр мсье Мутэ и стал говорить о том, что военное министерство превышает свои компетенции. Потом к трибуне вышел пожилой мужчина в военной форме и заявил, что действия авиации согласованы с правительством, и при этом он потрясал пачкой документов. Потом выступил представитель национальной ассамблеи, лысый мужчина, который беседовал перед заседанием с мадам Туанасье. Роже шепнул Полю: – Коммунист. – В результате всех этих выступлений Поль выяснил, что бомбардировка Хайпхонга состоялась, когда Поль был уже в Париже. На рождестве в Версале дедушка что-то мельком упомянул о Хайпхонге. Приезд Поля отодвинул в их семье все мировые события на задний план. При этой бомбардировке погибло десять тысяч местного населения. Поль прикинул в уме, что если в Хатуту население всего двести с чем-то человек, то десять тысяч это почти пятьдесят королевств Хатуту. Для Вьетнама это не страшно, он большой. Но если одна такая бомба упедет на Хатуту, королевства не станет. А на прибойной волне коричневый мальчик: – Па! У меня глаза тоже голубые! – Вовсе не голубые. Серозеленые. За трибуной опять появился министр мсье Мутэ. Он зачел протест Советского правительства против действий французов во Вьетнаме и тут же стал разбирать этот протест, который был составлен без учета событий. Потом выступали другие люди, приводили высказывания Де Голя, который был против деколонизации. Потом выступил еще один коммунист, который был за расширение прав локальных колониальных правительств. А потом выступил низенький полный остроумный мужчина, который сказал, что если Франция даст своим колониям свободу, никакой свободы эти колонии не получат, потому что их тут же приберут к рукам Англия и Америка. Поль уже не знал кому верить. А с трибуны говорили об Алжире. Там тоже хотят суверенитета. Полю стало скучно. Заседание длилось уже около двух часов. Захотелось ссать. Поль подумал, что ведь все участники заседания тоже, наверное, хотят ссать, а может быть, и срать. И сам министр тоже. И тут объявили перерыв. Участники собрания солидно, не спеша и переговариваясь друг с другом, направились в уборную. Многие курили. Хотя в уборной было много писсуаров, все же к ним выстроилась небольшая очередь. Министра и его заместителей здесь не было. Вероятно, у них была своя уборная при их кабинетах. Поль уже по опыту знал, что во всех общественных уборных очередь бывает только к женским уборным, к мужским очереди нет. Женщины любят уборные. Здесь же было наоборот. На заседании кроме мадам Туанасье было только две женщины. Так что, повидимому, в женской уборной унитазов хватило на всех. Мадам Туанасье повезло. И когда Поль с Роже спустились этажом ниже в министерское кафе, мадам Туанасье, сидя за столиком, поедала устриц. Она помахала им рукой, и они присели к ее столику. Поль был голоден и заказал салат, телячьи котлеты, желе и чашку шоколада. Мороженого в министерском кафе не было.