неприемлемы. Карл хотел справедливости за убийство своего отца. Меньшее его не устраивало. Королева предприняла последнюю попытку призвать стороны к перемирию. Но двое ее коллег уже сдались. Иоанн V Бретонский отказался от этой задачи и уехал в Бретань. Герцог Беррийский, все более враждебно относившийся к популизму Иоанна Бесстрашного, удалился в королевский замок Монтаржи. 10 августа 1411 года герольды Карла Орлеанского предстали перед Иоанном Бесстрашным в Аррасе и передали ему официальное письмо, в котором молодой принц и его братья осуждали его как предателя и убийцу и заявляли о своем намерении сражаться с ним. Иоанн прислал характерный для него резкий ответ, в котором их отец назывался "лживым и неверным предателем". Его смерть, по его словам, была благом для короля и угодной Богу[338].

Отъезд герцога Бретонского стал сигналом для представителей Иоанна Бесстрашного в Париже, чтобы восстановить свой контроль над правительством и городом. Движущей силой был граф Сен-Поль. В начале августа горожане выбрали его капитаном Парижа вместо герцога Беррийского, который, как считалось, слишком симпатизировал арманьякам. Была создана специальная комиссия из двадцати четырех членов с диктаторскими полномочиями, в которой были сильно представлены радикально настроенные горожане. Главной движущей силой комиссии стали корпорации парижских мясников и семья Легуа, Тома и три его сына Гильмен, Гийом и Жан, которые стали их лидерами. Их поддерживали скорняки и портные, а также банды головорезов, организованные écorcheurs — живодерами, неквалифицированными мясниками низкого статуса, которые выполняли грязную работу по снятию шкур и разделке туш в подворотнях мясных кварталов. Эти мясники были самыми сильными сторонниками герцога Бургундского среди парижских масс, и он, со своей стороны, вознаграждал их своими милостями и деньгами. Братья Легуа получили право вооружить 500 мясников в качестве специального ополчения за счет города. По всему Парижу мужчины демонстрировали свою верность на улицах, надевая крест Святого Андрея, знак герцога Бургундского, с королевской геральдической лилией в центре и словами Vive le Roi (Да здравствует король). Гильдии, возглавляемые мясниками, начали открытый террор в столице. На углах улиц под звуки труб была зачитана прокламация, изгоняющая из города всех сторонников герцога Орлеанского. Мясники патрулировали улицы в поисках жертв. Около 300 видных горожан были изгнаны, в том числе купеческий прево Шарль Калдо. Некоторые из этих людей были вовсе не арманьяками, а просто жертвами личной мести. Достаточно было сказать о человеке: "Вот идет арманьяк, — писал современник, — чтобы на него напали и посадили в тюрьму". Это было первое открытое проявление насилия исходящее из низов общества, к которому всегда неявно призывал Иоанн Бесстрашный[339].

12 августа 1411 года Карл VI председательствовал на заседании своего Совета, набитого бургиньонами. Они одобрили издание указов, освобождающих герцога Бургундского от постановлений, запрещающих принцам брать в руки оружие друг против друга. Ни один из противников герцога не рискнул выступить против, за исключением архиепископа Реймса Симона Крамо, который был вынужден бежать из города вскоре после окончания заседания. Это был последний политический акт Карла VI в течение пяти месяцев. Примерно в середине августа у него случился рецидив болезни. Две недели спустя, в начале сентября, уже Дофин председательствовал на Большом Совете в Лувре, где светский элемент почти полностью состоял из бургиньонов. Дофин согласился поставить свое имя под письмом, приглашающим герцога Бургундского в поход на Париж. Атмосфера на этих собраниях была гнетущей. Престарелого епископа Сен-Санса, который осмелился предложить герцогу Бургундскому покаяние ради мира, линчевали бы, если бы граф Сен-Поль не помог ему сбежать. Имущество арманьяков повсеместно было объявлено конфискованным. Принцы были лишены своих титулов и владений. Немногие оставшиеся государственные чиновники, которые поддерживали их, были уволены, включая коннетабля и магистра королевских арбалетчиков, которые в то время находились в армии Карла Орлеанского. То, хоть малейшее дружеское чувство, которое когда-то могло существовать между партиями, было уничтожено на всех уровнях общества, вплоть до маленьких провинциальных городков и деревенских улиц. "Разве не вы поддерживали арманьяков против нашего господина короля и угрожали сжечь мой дом?" — бросил житель Краона, в графстве Мэн, своему соседу, а затем проломил ему голову топором[340].

Глава VII.

Непрошеные друзья: англичане во Франции, 1411–1413 гг.

В августе 1410 года, когда принцы Жьенской Лиги собирали свои силы в Туре для первого штурма Парижа, Кристина Пизанская обратилась с эмоциональным Lamentacion (Плачем) к герцогу Беррийскому. Поэтесса была поклонницей Людовика Орлеанского и с глубоким подозрением относилась к демагогии герцога Бургундского. Но прежде всего она была ярой патриоткой. "Ах, Франция, некогда славное королевство, Увы, что мне сказать?". Обладая более глубоким познанием истории, чем большинство ее современников, она предвидела, что политические разногласия во Франции однажды приведут ее к тому состоянию, до которого была доведена Италия в результате междоусобных войн гвельфов и гибеллинов. Это приведет к тому, что французы, подобно разделенным грекам перед лицом Ксеркса, потерпят поражение от рук своих "естественных врагов". Под "естественными врагами" разумеется имелась в виду Англия[341].

Судя по беглому и неточному описанию в английских хрониках, убийство Людовика Орлеанского едва ли было замечено в Англии, и его политическое значение не сразу дошло до людей. Среди тех, кто знал о происходящем, было даже некоторое сочувствие к бедствиям Франции. Томас Хоклив, главный клерк канцелярии Тайной (Личной) печати короля, в 1411 году закончил свою величайшую поэму Regement of Princes (Правление принцев) и посвятил ее принцу Генриху. Она наполнена меланхоличными размышлениями о событиях во Франции, страшным предупреждением "на горе всем, как люди могут видеть", о судьбе разделенных наций.

Я англичанин и враг твой,

ибо ты враг моего господина;

и все же сердце мое переполнено горем.

видеть ваш недобрый раскол.

Первой реакцией английского правительства был решительный отказ от участия в междоусобице, охватившей его старого противника. В начале 1408 года на Большом Совете в Вестминстере было принято решение сохранять нейтралитет, и англичанам было запрещено наниматься на службу к любой из враждующих сторон[342]. Это постановление не произвело никакого впечатления на безработных профессиональных солдат Англии, которые быстро воспользовались новым спросом на свои услуги. Особенно ценились лучники вооруженные длинными луками, которых в любом количестве можно было найти только на Британских островах. В битве при Оте в сентябре 1408 года около 300 английских лучников сражались в рядах льежцев. Шурин Генриха IV сэр Джон Корнуолл собрал отряд из 60 латников и 500 лучников и мог бы сражаться на противоположной стороне, если бы прибыл вовремя. Английские наемники сражались за герцога Бретонского против графов Пентьевр в 1409 году