Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы должны аннулировать этот заказ и разместить заказ заново! — упрямился молодой бородатый парень. — Так положено. Нас отслеживают.
Варвара Сергеевна вытащила из кармана пятитысячную купюру.
— Туда по счетчику от силы тысячи полторы. Я плачу четыре. Берите чаевые, и уж придумайте, как разобраться с оператором.
Парень угрюмо кивнул и, не мешкая, выхватил у нее деньги.
* * *
Калининой дома не оказалось. Пришлось тащиться с мокрыми ногами в ближайший универсальный магазин и, за неимением выбора, покопавшись в большой корзине, купить резиновые, подбитые искусственном мехом убожества, предназначенные для работы в саду.
Разменяв оставшуюся пятерку, Самоварова зашла в продуктовый.
Взяла бутылку самой приличной из имеющейся водки и гранатовый сок для поднятия гемоглобина.
Звонить Ларке она не хотела — пришлось бы долго все объяснять.
Самоварова знала, что подруга во внерабочее время была затворницей и домоседкой.
То ли у нее всегда был такой характер, то ли сказывалась травма после плена.
В плену Ларка, почти год просидев со своим подчиненным в яме, пережила сильное чувство. Откровенничать об этом она не любила, но факт есть факт: вскоре после возвращения домой Калинина развелась с мужем, а тот ее подчиненный, помучившись, принял решение остаться в семье.
Просидев на лавке у подъезда битый час, Варвара Сергеевна, окончательно замерзнув, открыла бутылку. Водка была почти безвкусной, а может, такое ощущение давала ядреная кислота гранатового сока, которым она запивала безвариантный для этих хмурых провинциальных домов и спрятанный от посторонних глаз в пакете напиток.
Немного захмелев, она стала раздумывать, как действовать дальше.
После семи вечера в больнице спохватятся, позвонят Валерию Павловичу или Аньке, и тогда ей придется либо вырубить мобильный (что было бы откровенным свинством по отношению к родным), либо изворачиваться и лгать.
«С другой стороны, — уговаривала себя Самоварова, — лгали все это время они и тем самым, скрывая правду, вынудили меня совершить дурацкий, никто ж не спорит, поступок».
Она набрала Никитину.
Полковник, словно ждал, ответил сразу.
— Сереж, мне очень нужна помощь. Все объяснения — позже. Я только что скинула тебе номер. Да, Карпенко Марина Николаевна. Нужны любые сведения: место жительства, место работы, судимость, муж, дети, долги, машины, штрафы, где и когда выписаны. Одним словом — все, что можно собрать.
— Варь, с тобой все в порядке?
— А ты мне, кстати, снился! — Самоварова вдруг поняла, кем был тот квадратный офицер в ее сне. — Ревновал.
— Ладно… — сдержанно улыбнулся его голос, — Постараюсь добыть все, что можно.
— Сережа, умоляю, поскорее! Это очень важно.
— Это как-то связано с мусорными мешками и… письмами моей жене?
— Э… возможно, — уклончиво ответила Варвара Сергеевна, все еще не представляя, о чем речь.
Простившись с полковником, она развернула и разложила на лавке свой ватман, достала из кармана пальто фломастер и деревянными, замерзшими пальцами сделала на нем новые отметки — «Мусорные мешки», «Письма жене полковника».
* * *
— Ух ты, вот это сюрприз! — Калинина, одетая в немыслимо устаревшее фасоном пальто и беретку, нависла над Самоваровой как раз в тот момент, когда она, уткнувшись носом в ватман, беспокоилась о том, что вскоре проморозит свои немолодые косточки до серьезной простуды.
— Боже, что за чуни у тебя на ногах?! Какая ты бледная… И что за стенгазету ты рисуешь?
— Лара, прошу, пойдем скорее в квартиру! Я очень замерзла. Там все тебе объясню.
Ларкин недостаток — скорость реакции и вытекающая отсюда прямолинейность — был ее же достоинством. Молча схватив с лавки пакет и ватман, она крепко взяла подругу под руку и решительно двинулась к подъезду.
Самоварова, сев на табуретку, любовалась, как шустро Ларка чистит и бросает картошку в закипавшую в кастрюльке воду.
Отогревшись чаем с коньяком, она начала свой длинный путанный рассказ.
— При нашей последней встрече ты ни о чем таком мне не рассказывала… Почему?
— Лар, — опустив голову, Варвара Сергеевна прихватила себя за волосы, — в этом-то и заключается самый ужас. Я не помню, почему.
— В каком смысле не помнишь?
— Из моей головы будто вывалился огромный событийный блок. Вот ты сейчас напомнила про встречу, и да, я, кажется, начинаю вспоминать, что мы не так давно встречались в кафе. Скажи, зачем встречались, о чем мы говорили?! Хоть ты мне помоги!
— А кто тебе не хочет помогать? — нахмурив брови, Калинина достала из холодильника банку шпрот и, щурясь, пыталась разглядеть на ней срок годности. — Чем, как говорится, богаты… Пока картошка варится, еще салат овощной покрошу.
— Я подслушала разговор Валерки с неврологом, моим лечащим врачом. Они приняли решение не рассказывать мне, что послужило причиной потери сознания. И Аньку подговорили. Анька вчера навещала, рассказывала историю о поимке какой-то мошенницы. Звучит как бред, но эта дама почему-то хочет встречи с моей дочерью, якобы ей по силам осчастливить ее долгожданной беременностью.
— Очень интересно! — оживилась Калинина и, поглядев на сморщенный огурец, выбросила его в помойное ведро.
— Капустный сделаю с майонезом… А лучше свеклу потру. Гемоглобин твой повысит. Так-так… Давай про Аньку!
— Да черт-те что несла, в спецагента ей поиграть захотелось… Но я нутром чувствую, все это как-то связано.
— Похоже, это не бред… В прошлую нашу встречу ты горела желанием пристроить свою дочь на прием к какой-то аферистке, а ссылалась на рекомендации своей случайной знакомой, свидетельницы пожара в квартире доктора.
— Черт! — ударила себя по лбу Самоварова. — Где мой ватман?!
— Лежит в коридоре.
Вернувшись на кухню, Самоварова, не церемонясь, освободила от всякой мелочевки небольшой кухонный стол и разложила на нем ватман.
— Вот, погляди!
По центру был начерчен большой круг, внутри которого она еще в больнице написала «травмирующее событие».
От него лучиками расходились стрелки: «Пожар», «Томка (дознаватель)», «Марина Николаевна (ложь)», «Роман Аркадьевич (подкуп)», «Никитин (письма жене???)», «Мусорные мешки», «Домушница-соседка (сон)», «Валера (недоговаривает)», «Анька (недоговаривает)».
— Аньку-то с Валерой надо вычеркнуть! — схватив фломастер, Ларка начертила еще одну: «Мошенница-беременность-Анька». — Так будет правильно, — уверенно сказала она. — А то, что они недоговаривают, вполне естественно. Боятся нового срыва на фоне, как ты это здесь обозначила — травмирующего события.