– Медвежонок, извини.

– Все равно ты не прав! – упрямо отзывается Шейла. – Любить надо живое. Мертвое – использовать.

– А ты всегда можешь отличить живое от мертвого?

– Я чувствую.

– Человека в анабиозе?

– Чувствую.

– Замороженного дракона?

Растерянно помахала ресницами.

– Если он заморожен, то он не живой.

– Оттает, снова живым станет. – Чувствую, что наш спор для Шейлы очень много значит. Настолько важен, что даже обидеться на пощечину некогда. – Ты земную жизнь чувствуешь. А иноземную?

– Кир, надень, пожалуйста, щит. Мне додумать надо, а твои мысли сбивают. Ты не в ту сторону думаешь.

Надеваю медальон. Запустил мыслительный процесс, но не тот, который хотел. Ладно, какие еще у нас на сегодня загадки? Под каким соусом ее запихнули в биованну? Ну, тут много вариантов. Чего она испугалась у сугроба?

Делаем привал на ужин. До леса километров десять. Шейла все еще в трансе. Задумчиво так сводит брови, морщит лоб. Думает. Любить, или не любить замороженного дракона.

– Кир, ты про разумных динозавров слышал? – наконец–то очнулась Шейла.

– Да.

– Мне надо с ними встретиться! Обязательно надо. Поможешь? Если я их мысли не услышу…

– То что?

Опять в транс погрузилась. Машу перед ее глазами растопыренной пятерней. Слабо улыбается и отмахивается от меня как от мухи. Достаю мясо. Шейла подносит свой кусок ко рту, нюхает, отбрасывает в сторону. Отбирает мой кусок, нюхает, отбрасывает.

– Ты что, запаха не чувствуешь?

– Сыр рокфор напоминает.

– Космодесантник, … … (непереводимая игра слов).

Забирает у меня весь пакет, морщит нос и высыпает мясо на траву. Достает запасы из своей сумки и тоже выбрасывает.

– Вот и поужинали. – Долго и смачно ругается.

– Я тебе когда–нибудь рот намылю.

– Сам ругаешься, а мне нельзя?

– Я не вслух.

– Кир, для меня это не имеет значения.

Действительно…

– На мне щит! Ты не могла слышать!

Смотрит исподлобья, улыбается, берет мою ладонь, раскачивает.

– Прости засранку. Я больше не буду.

Застегиваю сумку и топаю к лесу. В желудке урчит.

– Наверняка за пультом Шаллах сидела, – говорит Шейла.

– За каким пультом?

– Откуда за нами наблюдают.

Изумленно оглядываюсь на нее.

– Она вечно про детали забывает. Сумки черные, на солнце нагреваются о–го–го как. Нужно было сумки на эти дни в холодильник убрать. Артем бы не забыл.

Что я так удивился. Если она – экспериментальный образец важности неимоверной, то неужели ее без присмотра оставят? Я бы не оставил, если она на самом деле дороже двух планет стоит. Мы идем голодные, а драконы за нами наблюдают. А у меня в животе бурчит. Складываю ладони рупором.

– Шаллах! Не будь чем щи хлебают, подбрось харчей. Шейла кушать хочет.

Шейла поворачивается ко мне с открытой варежкой. В глазах – восхищение, переходящее в обожание. Обнимаю ее за талию, хотя идти по бездорожью обнявшись не очень удобно. Она – меня. Мир. Надолго ли?

– Шей, чего ты испугалась у сугроба? Когда я хотел остаться посмотреть, как он тает.

– Я боялась, что он растает, а там мы лежим, в лепешку разбившиеся.

– Как это?

– Ты думаешь, драконы только планеты дублировать умеют? Если мы разбились, драконы могли нас сдублировать за секунду до смерти. Я хочу быть собой, а не собственной копией.

– Ты меня совсем не уважаешь? – раздается прямо из воздуха обиженный женский голос. – Ну никакой благодарности. Я вас влет словила, и что слышу? Одни упреки. Ну забыла я про сумки, забыла. Сами виноваты. Плохо мясо прокоптили.

– Даешь слово дракона, что мы – это мы, а не копии? – спрашивает у потустороннего голоса Шейла. Чувствую себя как зритель, внезапно попавший в ужастик с привидениями.

– Да…м, если ты пообещаешь помириться с папой!

– Обойдешься, – заявляет повеселевшая Шейла.

– Медвежонок, прекрати разговаривать с ней, – строго говорю я. – Позднее с Мраком поговорим.

– Ребята, не говорите, пожалуйста, что я с вами беседовала. Папа рассердится.

– Ты игнорировала мою просьбу, так что…

– Вредный ты, – отвечает потусторонний голос. – Киберы кончают рюкзак продуктами набивать. Кстати, в зачете по выживаемости не предусмотрена подкормка кандидатов.

– Зачет я завалил.

– Как это? – хором удивляются Шейла и голос.

– Сорвался с карниза и разбился. В зачете не предусмотрен отлов в воздухе сорвавшихся в пропасть кандидатов.

– Много ты знаешь, как зачеты сдают, – обижается голос. – Если такой умный, скажи: «Бум!»

– Не говори, – советует Шейла. – Обойдемся без подачек.

– Ну и зря. Управление климатикой мы отключили, завтра дождь будет.

– Бам, – говорю я, сгорая от любопытства.

Где–то в вышине раздается хлопок. Задираем головы. В темнеющем небе раскрылся купол парашюта. Мигает красный проблесковый маячок. На стропах болтается обычный туристский рюкзак.

– Э–э, если я понял, раньше климатика была включена?

– Ага! – радостно отзывается голос. – По заявкам местного населения. Чтоб вы в горах насморк не получили! Намечался дождь со снегом, потом похолодание и гололед. Все камни должны были обледенеть, и вы или замерзли бы, или всмятку разбились. Я вам бархатный сезон устроила, а вы все равно прокололись!

– Шаллах, передай своему папашке, что он первый прокололся. Я знала все, что он задумал. Только смыться не успела! – кричит Шейла.

Через четверть часа сидим в надувной палатке и едим настоящими ложками горячую тушонку с бобами из банок с самоподогревом. Вдыхаем воздух альпийских лугов, и едим досыта! Рай! Шейла раскладывает спальные мешки, долго ищет что–то по всем кармашкам и отделениям рюкзака, не находит и тяжко вздыхает.

– Что ищешь?

Краснеет до корней волос.

– Неважно. Тебе не повезло.

Залезаем в спальники. Хотел бы я иметь жену–телепатку? С одной стороны, никакой беспричинной ревности. Но с другой – если мне чьи–то ножки понравятся… заначку тоже не спрячешь. И на стороне не погуляешь. Черт возьми! Неужели я это всерьез?

Словно на крышу палатки кто–то горсть сушеного риса бросил… Опять… И началось. Ну и пусть. Теперь торопиться некуда. Буду лежать в палатке и слушать дождь. Буду любоваться Шейлой и смотреть, как она пришивает к куртке карманы. Может, мне тоже карманы пришить? Нет, пусть сначала она закончит. А то еще обрезков на двоих не хватит.